Ритуал. Часть 1 | страница 72
Он шумно сглотнул, зажмурив глаза. — Дом! Дом! — внезапно позвал он, наклонившись к развалинам палатки. Снова посветил фонариком. — Ты ранен, дружище? — Его голос словно умер, прежде чем пара слов слетела изо рта. Грудь задрожала, словно при плаче или вдохе ледяного воздуха.
Надо держаться вместе.
— Где Хатч? — откуда-то снизу, рядом с босыми ногами Люка, раздался голос Фила. Он неуклюже вылез на четвереньках под полог палатки. Лучи их фонариков пересеклись, и Фил постарался отвести свой в сторону, зондируя кучу рядом с ними.
Люк вышел из-под полога палатки в одном нижнем белье. Наступив бледными босыми ногами на холодную землю, он почувствовал, как у него перехватило дыхание. Дезориентированный, он наступил на колышек палатки, споткнулся об одну из немногих натянутых оттяжек и боком свалился в деревья. Внезапный удар лицом о мокрую зелень и укол маленькой ветки, сломавшейся под его весом, заставили его восстановить равновесие, подняться на ноги и сориентироваться. Сонливость как рукой сняло, и на смену ей тут же пришли холод и дрожь.
— Домжа! — позвал Люк, прибегнув к прозвищу, которым пользовался в лучшие времена. Это вызвало реакцию. Из-под спущенной желто-зеленой палатки показались нащупывающие выход пальцы.
— Тише. Тише, — сказал Люк, но отступил назад, когда из палатки вылез на четвереньках Дом. На нем была фиолетовая толстовка, шорты и толстые серые носки. За ним сквозь дыру выскользнул зацепившийся за ногу спальный мешок. Он отшвырнул его в сторону и попытался подняться на ноги. Его нога с грязной повязкой на колене беспомощно подгибалась. Его покрытое грязными разводами лицо выглядело, как будто он только что вылез из угольной шахты. Он вздрогнул от света лучей двух фонариков. Его глаза были красными и дикими.
Фил уже тоже стоял на ногах. Без штанов, в незашнурованных ботинках, волосы торчали веером с одной стороны головы.
— Где, нахрен, Хатч? — спросил он у них, задыхаясь. Он посмотрел на Люка, потом на Фила, потом снова на Люка. — Где он, нахрен?
30
Они вернулись в лагерь через два часа после пробуждения. Над лесом, насколько хватало глаз, небо было темно-синего цвета.
От шока после пережитого никто не мог говорить. Они онемели от ужаса, им было дурно от той колоссальной мысли, которую каждый из них пытался понять и принять. Которая поселилась в их умах и сердцах, когда усталость помешала им подавить ее и позволила застичь себя врасплох. Невозможная, всепоглощающая, удушающая.