От Залещука пошел в Московскую организацию — хотел увидеть Ивана Голубничего. Увы, Ваню на месте не застать. В буфете ЦДЛ, где обычно он пропадает, его тоже не было. Выпил сока, минут десять посидел. Скучно, пусто теперь в буфете ЦДЛа.
А Москва хороша. Побеленная чистым снегом, залитая множеством огней, сказочно хороша вечерняя предновогодняя Москва.
Пошел по своему излюбленному маршруту, любуясь городом, оборачиваясь, осматриваясь и осматривая Тверской бульвар, Тверскую. Дошел до Манежной площади. Сильно замерз. В Москве холодно: -15 градусов. Да еще ветер. На Тверском бульваре он вообще не дает прохожим разгуляться. Тем не менее я шел не очень-то спеша, до самой Театральной. И хотя замерз, доволен. И чувствую себя неплохо. Даже хорошо. Все-таки, надо, пусть и через силу, гнать себя из дому — в редакции, находить какое-то дело, занятие, гулять, в конце концов.
25 декабря. Мороз легчает: - 9. Сыро, ветрено, небольшой снег — местами. Даже не снег, что-то вроде снежинок порхает, носится в воздухе.
Такое у меня и самочувствие — и не больной, но и не здоровый. То ли после вчерашней прогулки, то ли после позавчерашнего «гостевания» у Шишкина.
В «Литературной газете» — выпуск (4-й) «Лада» (культурологическое и литературное приложение Союзного правительства «Россия—Беларусь»). «Лад» представляет «ЛіМ». Весьма скромно, к сожалению. Два стихотворения В. Шнипа в моем переводе. Я, конечно же, ожидал большего.
Уходящий год стал для меня неурожайным — в смысле публикаций. Была одна серьезная подборка — «НС» № 9, и та не столько меня порадовала, сколько огорчила: Ю. К. так запустил руку редактора в мои стихи, что было обидно и неприятно (мне) их читать.
Не много я и писал. И переводами почти не занимался. Причина, скорее всего, одна — невостребованность.
Может, в будущем году растрясусь как-нибудь. Да и печатать вроде как обещают. И книги выпускать.
Посмотрим. Здоровья побольше бы, терпения, сил. Больно уж часто хочется плюнуть на все, махнуть рукой и. как всегда. Правда, пить не хочется. Сам даже удивляюсь — что это со мной?
27 декабря. Наконец-то добрался до антологии «Русская поэзия. ХХ век». На нее я смотрел с первого дня, как поселился у Дубровина. Иногда и открывал, заглядывал вскользь. Сегодня же с утра читаю, можно сказать, неотрывно. Точнее было бы все же сказать — листаю. Но все-таки — внимательно, пристально, с пристрастием, читая того или иного автора. И все ловлю себя на том, правда, уже успокоившись, без особой обиды, что думаю: почему я не попал в эту антологию, ведь из сверстников моих представлены в ней далеко не все и не лучшие? Не попал же я в Антологию все по той же причине: в Москве я чужак — белорус, и объявился здесь, когда уже и шапки разобрали, и разошлись по кублам-норам. Кстати, мне после выхода Антологии так и сказали: «Это антология русской поэзии, а ты — белорусский поэт».
