Стылая далеч асенняй прасторы
Чуйна разносіць усё, што гавораць.
Людзі, падводы, машыны
І ў паднябессі клін жураўліны.
Не, не здарма самым родным і блізкім
Здасца зямля, гэта поле-калыска.
Поэтическое взросление заметно и в чисто лирических стихотворениях, и в настойчиво проступающем тематическом направлении: «Вяртанне кніг», «Кастусь Каліноўскі», «Апошняя ноч Касту ся Каліноўскага», «Таполі Максіма Багдановіча», «Францішак Багушэвіч»: «...Імжыць праз гады сіратлівы пагляд. На ўсю Беларусь мільён пракурораў. І толькі адзін, толькі ён адвакат». И «Вайсковыя могілкі Мінска»:
Вайсковыя могілкі Мінска
Не будуць варот зачыняць.
Спыніся, далёкі ці блізкі, —
Тут маршалы нацыі спяць.
Купала і Колас...
Раптоўна
Адчуеш свабодна зусім —
Не толькі радком загалоўным —
Ты ўсім абавязаны ім.
Трывожаць не рангі і званні,
Інакшы азначыўся плён —
Дзяржаўная важкась гучання
Адзіных і розных імён.
І не пры магільным граніце,
А скрозь на вялікай зямлі
Любіце паэтаў, любіце!
Іх так ненавідзець маглі.
Ответственное отношение к поэзии, к наполненности поэтической строки содержательностью, к точности и в чувстве, и в слове давало Семашкевичу-критику право на требовательную оценку творчества коллег по поэтическому цеху. Семашкевич не разбрасывался общими упреками, он анализировал, показывал и умел радоваться чужим удачам. Потому его критика была принципиальной, но никогда не критиканской, она писалась во имя поэзии. Он и писал критику чаще всего тогда, когда сталкивался с настоящим талантом и поэзией, прежде всего, чтобы поддержать и помочь. Не замеченными им не могли остаться Рыгор Бородулин, Евгения Янищиц, Нина Матяш, Валентина Колтун, Юрка Голуб, Алесь Рязанов и другие поэты. А перепадало чаще всего строчкогонству, приблизительности, поэтической глухоте, декларативности, барабанной актуальности и спекулятивности на этой самой актуальности.
Одна из критических книг Рыгора Березкина называется «Постаці». Так вот, пишу о Рыгоре Семашкевиче и думаю, как нам сегодня не хватает в критике поэзии — да не только поэзии, вообще литературы, — когорты таких вот личностей, как Рыгор Березкин, Варлен Бечик, Михась Стрельцов, Рыгор Семашкевич...
Появление повести «Бацька ў калаўроце» было неожиданностью. Повесть получилась действительно смешной, веселой, примечательной. Прошли десятки лет. И когда я перечитывал ее, приятно чувствовал, что она и сегодня читается, что называется, взахлеб.
Теперь я понимаю, что Семашкевич давно приценивался к прозе. Еще в первом своем эссе «Лічыла дні зязюля» он, может быть, подсознательно, пробовал на зуб прозаическую фразу, ловил строй, рисунок. Рассказывая о своем директорстве в восьмилетке, он более придерживался журналистской очерковости, но из нее часто выныривали чисто прозаические штрихи, детали, сцены.
