Они ждали вместе в тесной комнате под резким светом флуоресцентных ламп. Через некоторое время Пьета принесла им по стаканчику безвкусного кофе из автомата, и они ждали, пока он окончательно не остыл.
— А что, если он умрет? А что, если он уже умер и они забыли нам об этом сказать? — Адолората ударилась в панику.
Пьета молчала. В ее голове вертелась одна-единственная мысль.
Когда наконец отворилась дверь и вошел доктор, обе разом вскочили на ноги.
— С ним все в порядке, — быстро заверил он их. — Идемте, через минуту вы сможете его увидеть.
— Это был сердечный приступ? — спросила Адолората.
Доктор кивнул.
— Мы сделали несколько анализов крови и ЭКГ. Да, это был сердечный приступ.
— О господи, это моя вина. Я расстроила его так сильно, что едва не убила.
Доктор был добрый, с мягким, вкрадчивым голосом. Он усадил Адолорату и объяснил, что, хотя сердечный приступ и мог быть вызван сильным стрессом, в данном случае наиболее вероятная причина — закупорка одной из артерий. Ему сделают еще некоторые анализы, и не исключено, что придется прибегнуть к операции.
— А пока он будет принимать лекарства, чтобы улучшить кровообращение и предотвратить новый приступ. Ему придется остаться в больнице еще на несколько дней, а когда он выпишется, надо бы ему изменить образ жизни. — Он улыбнулся им обеим. — И конечно, поменьше стрессов.
— Пойди проведай его, Пьета. — Адолората с трудом сдерживала слезы. — Я только еще больше его огорчу. Будет лучше, если я посижу здесь и подожду маму.
Она помчалась по коридору, а Пьета попыталась настроиться на встречу с отцом — не энергичным и подвижным, как обычно, а лежащим на больничной койке, превратившимся в слабого беспомощного старика.
Когда она вошла в палату, его глаза были закрыты. Она тихонько присела рядом с ним на кровать, решив, что он спит.
— Катерина? — окликнул он хриплым голосом.
— Нет, папа, это я, Пьета. Мама едет сюда.
Он открыл глаза и попытался улыбнуться.
— Ты так похожа на маму. Вылитая мать, когда она была в твоем возрасте.
Она потянулась и сжала его руку в своих ладонях. Рука загрубела от многочисленных порезов кухонным ножом и ожогов у плиты.
— Как ты?
— Устал. Очень устал.
— Тогда поспи. Тебе надо как следует отдохнуть.
— А где Адолората?
— Она переживает, думает, это она во всем виновата.
— Мы поругались? — Он нахмурился, пытаясь что-нибудь припомнить.
— Думаю, да, но это сейчас неважно. — Пьета не хотела снова его расстраивать.
— Она сказала мне, что я властный, что я невыносимый, — медленно выговорил он охрипшим голосом.
