Потом ей пришла в голову мысль: если отец и делился с кем-нибудь, это мог быть только Эрнесто. Отодвинув тарелку в сторону, она наклонилась к нему:
— Не знаю, говорил ли тебе об этом папа, но в последнее время мы с ним не очень-то ладим, — сообщила она ему.
— Да? Что ж, иногда с ним бывает непросто, с твоим отцом. И у тебя тоже характер дай бог, я думаю. — Эрнесто засмеялся. — Все итальянцы ругаются. Я бы не стал особенно беспокоиться.
Пьета стала прикидывать, как бы половчее сформулировать следующий вопрос.
— Он ведь беседует с тобой, верно? И многим с тобой делится? — наконец спросила она.
Эрнесто кивнул:
— Да, делится. А что?
— Если бы тебе была известна причина их вражды с Джанфранко Де Маттео, ты бы сказал мне?
— А, эта давняя вражда… — Эрнесто покачал головой. — Если бы ты знала, сколько раз я пытался из него вытянуть, что именно за этим кроется. Но он повторяет мне то же, что, как я подозреваю, говорит и тебе. Это, мол, вопрос чести, уважения и оскорбления достоинства, и произошло все много лет назад.
— Он должен был сказать тебе больше, — раздраженно бросила Пьета.
— Но не сказал, и, если честно, не могу понять почему. В любом случае это его дело, а не мое.
— Значит, это все, что тебе известно?
Эрнесто задумался:
— Твоя мать случайно обмолвилась кое о чем много лет назад, когда еще работала официанткой у твоего отца.
— И что она сказала?
— О, точно не помню, но у меня сложилось впечатление, что это имеет какое-то отношение к сестре Беппи.
— Изабелле?
— Да, точно.
Пьета не узнала ничего нового. Она не сомневалась: старик должен знать что-то еще.
— Но что? — продолжала настаивать она. — Что могло произойти такого ужасного, что они до сих пор, все эти годы, не хотят иметь друг с другом ничего общего?
Эрнесто вздохнул и, поманив пальцем официанта, велел ему принести стакан красного вина.
— Знаешь, ты смотришь на это не совсем правильно, — мягко сказал он.
— Неужели?
— Ты смотришь на это со своей колокольни, а тебе следует взглянуть на это глазами твоего отца. Ты выросла среди всего этого изобилия. — Он обвел рукой «Маленькую Италию». — У тебя всегда была еда на тарелке и башмаки на ногах. Когда мы росли, все было совсем по-другому.
— Я знаю.
— Попытайся представить себе это, Пьета. Иногда у нас дома еды совсем не хватало, моя мать ставила на середину стола одну на всех тарелку со спагетти, и тому, кто меньше всех говорил, доставалось больше всех.
Пьета улыбнулась. Подобные истории из прошлого она уже слышала от своего отца.
