Меня заставил задуматься один существенный факт. Я пришел в «Свободную Европу» на штатную единицу, освободившуюся после Казимежа Овчарека, мужчины лет сорока, который в свое время пользовался уважением у американцев, но, несмотря на это, Заморский с ним разделался. «Почему? Как до этого дошло?» — думал я, полагая, что здесь, может быть, ключ к разгадке вопроса. Деликатный зондаж открыл мне глава. Кучмерчик и Брыдак, наведенные моими невинно звучащими вопросами, сказали, что все началось с конфликта Казимежа Овчарека с пани Уршулой.
Это было, как говорится, попадание в десятку. Я сразу понял свою ошибку. Совершенно не нужно было восстанавливать против себя фаворитку шефа, а я повсюду рассказывал о бросающейся в глаза глупости Уршулы Ясиньчук. У меня была своя цель, но при ее осуществлении я, видимо, зашел слишком далеко. Показывал, например, присутствующим в комнате сотрудникам составленную пани Уршулой личную карточку умершего в 1936 году Игнация Дашиньского, в которой тот фигурировал как ныне работающий в Польше политический деятель. В другой раз обратил внимание сотрудников на две карточки, составленные ею на одного и того же человека — Ярослава Ивашкевича. Различались они только записью в графе профессии: в одной было «поэт», в другой — «писатель». Кто-то наверняка передал Уршуле Ясиньчук, что я о ней думаю. Она сразу же постаралась сделать так, чтобы у меня пропало желание смеяться над нею. Она пошла с жалобой к Заморскому и — началась травля.
«Зачем тебе это понадобилось?» — подтрунивал я над собой. — Ведь живешь в Мюнхене не затем, чтобы латать крышу над зданием «Свободной Европы». Если еще не узнал всех отношений между сотрудниками, не пытайся азартно играть. Сиди тихо, делай свое дело и прикидывайся ягненком, довольным, как и другие, работой на радиостанции…»
Кое-как я выпутался из этого временного кризиса, но урок не пропал даром. Однако если бы я вовремя не понял, откуда мне грозит удар, и не изменил своего поведения, то потерпел бы непоправимое поражение.
Я дождался дня, когда и над Заморским нависли тяжелые тучи. Вначале дело дошло до столкновения между ним и Новаком. Причиной был Юзеф Мацкевич, родственник известного в Польше Цата-Мацкевича. Юзеф Мацкевич в годы оккупации пошел на сотрудничество с гитлеровцами. Командование Вильненского округа Армии Крайовой вынесло ему смертный приговор, который не удалось привести в исполнение.
Юзеф Мацкевич ныне живет в Мюнхене, ибо в «польском» Лондоне для него не было места. У него слишком темное прошлое, чтобы даже случайными связями не компрометировать эмигрантских деятелей. А в столице Баварии, под крылышком Франца-Йозефа Штрауса, увивается немало бывших венгерских нилашистов, членов литовской организации «Железный волк», хорватских усташей и украинских националистов из УПА и дивизии СС «Галиция». В этой международной своре фашистов мелькает и коллаборационист из Вильно, называющий себя поляком и в этом качестве выступающий в списках почетных гостей во время различных сборищ западногерманских реваншистов.
