Заморский выводил меня из равновесия, когда тихо, подкрадываясь сзади, становился за моей спиной и рассматривал через плечо, что я в данный момент делаю, какой текст читаю или пишу. Легко можно догадаться, что он ни разу не застал меня над текстом, которого я не должен был видеть. Эта подозрительность Заморского в конечном счете меня больше раздражала, чем заставляла задуматься о ее причинах. С другими он поступал так же, поэтому я довольно безразлично выслушивал его замечания вроде:
— Пан Анджей, вы не должны только читать. Вы должны работать!
Я не стремился объяснять ему, что без прочтения материала я не мог раскладывать отобранную информацию в архивной картотеке.
Однажды дело дошло до более резкого столкновения. Причины были двоякие: формальная, которая являлась только предлогом, и истинная, которую я понял только позже. Предлогом был факт, что Заморский опять поймал меня на чтении. Я тут же был вызван в его комнату в присутствии двух свидетелей. Повышенным голосом шеф упрекал, что я просто-напросто бездельничаю, и говорил, что он этого не допустит.
— Я никогда не отличался чрезмерным усердием, — отрезал я. — Живу не затем, чтобы работать; работаю, чтобы жить. Прошу сказать мне, где и какие недоделки имеются у меня в работе?
— Да ведь у вас почти нет работы! — заорал он. — Ну, я вам ее найду!
Я позволил свое бестактность в отношении начальника и тут же пожалел об этом. С полчаса он «прививал» мне любовь к труду в самых хамских выражениях.
Меня мучительно раздражал его тон, но я стоял без движения и молчал. Когда Заморский накричался вдоволь, я сказал:
— Я могу идти?
Заморский посмотрел на меня исподлобья.
— Подумаю, чем еще пан Чехович должен заняться, — заявил он сухо. — Можете идти.
Я чувствовал, что Заморский умышленно хотел спровоцировать скандал, хотел принудить меня к бурной реакции и был разочарован, когда эта попытка закончилась ничем. В конфликтной ситуации между шефом и подчиненным американцы, решающие все вопросы в «Свободной Европе», всегда принимали сторону начальника. Даже тогда, когда сотрудники были правы.
Заморский явно хотел от меня избавиться, но я не мог понять почему. Если бы разнос произошел после того, как я оплатил его долги в игорном доме Бад-Визе, я подумал бы, что здесь имело место желание убрать нежелательного свидетеля скандала. Однако это произошло немного раньше. Поэтому я взвешивал все возможные варианты. Провал отпадает. Не так поступил бы со мной Заморский, если бы узнал, что я старался устроиться на работу в «Свободную Европу» не для газетных вырезок и их раскладки. В этом случае я сразу попал бы в руки чиновников подразделения внутренней безопасности, которых часто посещал, так как они работали недалеко от наших комнат. В чем же тогда дело? Я должен был решить эту загадку, это мой служебный долг. Устранение из «Свободной Европы» может полностью перечеркнуть все мои планы. На всякий случай я сообщил в Центр, что у меня неприятности, причин которых я не понимаю.
