– Причалили, – объявил Шалтай без особого воодушевления.
– И что дальше? – слабым голосом спросил Сгущёнкин и сам себе обречённо ответил. – А дальше только звёзды.
Водитель ещё десять минут пытался завести свою колымагу.
– Двигатель закипел. Раньше утра не тронемся, – вздохнул Шалтай. – Ставим палатку, – скомандовал он.
– На обочине? – удивился Сгущёнкин.
– Ну не кидать же Дусю одну! – и Шалтай любовно погладил руль.
На крышу машины водрузили мощный напольный фонарь и принялись за работу.
Старая походная советская палатка напоминала вымотанному Сгущёнкину кубик Рубика: собираться она отказывалась категорически.
– Беда, беда, – приговаривал Шалтай.
Он то и дело бросал весь груз тяжёлой советской палатки на нежные плечи Сгущёнкина, отбегал, смотрел издали, суетливо нарезал вокруг палатки круги, размахивая ручищами и сопровождая это действо многозначительными восклицаниями типа:
– Нет-нет! О-го-гось! Ага-ага! Бу! О! Ах! Т-т-т-т… П-ф-ф…
Сгущёнкин чувствовал себя обманутым варварами, хитростью заманенным подсобить в переносе тяжёлого чана с зельем, и оказавшегося под ним в самой середине. А варвары вдруг разбежались, и он, бедненький, придавлен непосильным грузом. Последним, на чём Вольдемар Сгущёнкин держался, было непомерное тщеславие: чтобы Он, сам Вольдемар Сгущёнкин, признал, что Ему тяжело держать какуюто (ХА!) палатку?! Не-е-ет…
И он пыхтел и гнулся, как осиновая ветвь, мня себя Атлантом. Наконец, палатка встала. Сгущёнкин засунул в неё задремавшего Толика и чемодан – тумбу было решено оставить в Дусе.
Лиза же приглашения дожидаться не стала и свернулась калачиком в углу.
Вольдемар и Шалтай укрылись одеялком и задремали. Ровно через час начал хныкать Толик.
Ночь обещавшая быть для Сгущенкина бессонной, таковой для него и стала: Толик капризничал, а успокоился лишь под утро, когда Лиза соизволила прилечь рядом с ним и, обняв лапой, вылизать ему ушки и носик. Малыш поначалу морщился, потом сладко зевнул и уснул. Сгущёнкин с облегчением вздохнул, потёр опухшие глаза, подвалился Шалтаю под бочок и прибалдел. Однако балдеть ему пришлось недолго – с первыми лучами рассвета, как по будильнику, вскочил Шалтай.
– Дорога не ждёт! – звонко заявил он.
На этой торжественной ноте Сгущёнкин провалился в сон.
… – Ты прямо-таки вурдалак, ночью бодрствуешь, засыпаешь на рассвете, – втолковывал Сгущёнкину Шалтай.
Шёл второй час дня. Шестёрка катилась во вполне определённом направлении. Сгущёнкин спал. Шалтай разобрался с курсом и «намагнитил компас» на верный маршрут.
