Пенсионерки ссорились с астрологами, дед Потап ссорился и с теми, и с другими и чувствовал себя одиноким в своей неравной борьбе. Если астрологи хотели придушить пенсионерок, а те отвечали им взаимностью, то одинокому аксакалу, деду Потапу, нужно было придушить «сразу двух гадюк». В смелых мечтах он, конечно, мнил себя Гераклом, душителем змей, но реальный расклад событий явно был не в его пользу.
Поэтому, когда Шалтай остановил свою развалюшку у подъезда, и оттуда, помимо самого Шалтая, извлёкся новый человек, к тому же мужчина, Дед Потап пришёл в радостное неистовство.
На горизонте замаячили новые перспективы. Дед Потап долго мерил квартиру широченными шагами, думая, как бы лучше подойти к новому жителю, да так, чтобы конкурирующие «организации» не вовлекли эту чистую душу в свои сети.
Дед Потап, конечно, понимал, что новое лицо в доме может оказаться быстропроходящим, заехавшим переночевать, да и вообще, мало ли что может быть?
Понимая всё это, Дед Потап уподоблялся Наполеону и стремился к невозможному, чтобы получить максимум из возможного. Или, говоря проще, верил в лучшее. Обуреваемый наполеоновскими планами, дед Потап на всех парах ломанулся знакомиться. Теперь перед ним, переполненным лучшими намерениями, выросло неожиданное препятствие в форме двери. Там, за ней, будто спрятанный в магическом сундучке, драгоценным кладом скрывался новый, не затронутый религией и астрологией, чистенький, невинный человечек.
И дед Потап рвался сохранить его невинность. Дед Потап оказался не единственным быстросоображающим в трёхэтажном домишке по улице Салтыкова-Щедрина. В то время, пока дед Потап бушевал под дверью, хитроушлая Марфа Петровна вовсю давила на кнопку звонка глухой соседки.
Прозвонив минут десять, Марфа Петровна шлёпнула себя по лбу, вытащила шпильку из пучка волос и, просунув её в щель между дверью и косяком, подцепила крючок, на который соседка всегда запирала дверь. Соседка не верила в хитроумное устройство замка, наглядно работающие щеколды и крючки были ближе её мнительной душе. Неунывающая Марфа Петровна проникла в квартиру и обнаружила глухую старушку крепко спящей на тахте.
Марфа Петровна по опыту знала, что сон глухой старушки сродни летаргическому. Ей предстоял непростой труд извлечения соседки из мира грёз и возвращения её на грешную землю.
А старушке в это время снилась юность и мальчик, с которым она сладко целовалась, так сладко, что аж причмокивала во сне.
