Уставших и счастливых.
Идея, конечно, прекрасная, но вот… Билет на самолет. Ему было очень скверно, но вслух он ничего не сказал. Да и что расскажешь? Елизаветту не переубедишь. Он уже успел её изучить. Если она говорила «нет», значит нет. Упрашивать и давить на жалость не получалось. К тому же, если он расскажет ей про билет на самолет, она только посмеется. Она же, как остальные в него не верит. К тому же он её побаивался. Она держала в дисциплине весь класс, и одним гневным взглядом могла привести в ступор даже Лазарева.
Какой у него был выбор? Да никакого. Он просто развернулся и поплелся за куратором обратно. Хуже не может быть? Вранье! Хуже становилось с каждым часом.
Он сел у речки и уткнулся подбородком в колени. Его разрывало от отчаяния. Разрушилось на глазах все, что могло. А ведь в любой другой момент ему было бы хорошо — и пейзаж, и колышущаяся вода, и даже плывущая вдалеке ондатра произвели бы на него более чем приятное впечатление. Но сейчас он все это ненавидел. Его раздражал каждый блик на воде этой проклятой разлившейся реки, каждый звук, каждое движение и даже мошкара, которая не могла его укусить, и которую он убивал просто из-за тихой злости. И эта река… Эта река. Она измучила его, вытрясла все силы, превратила в тряпку и вот сейчас она забрала у него последнее, что было — его мечту.
— Тебе что, плохо? — спросила Елизаветта, задумчиво пожевывая травинку. Он мотнул головой. Меньше всего ему хотелось с кем-то общаться.
— Ну смотри. — Сказала она, пожав плечами и откинулась на спину, закрыв глаза.
Он встал и отошел метров на десять, бессильно уткнулся в колени и второй раз за неделю позволил себе разреветься…
И что самое удивительное — минут через пятнадцать ему полегчало. Вот же плакса. Не дай бог, кто узнает. Он тщательно умылся и позволил себе ещё раз тихо всхлипнуть в футболку — для верности. Чтобы все вышло.
Ему все так же было плохо, но отчего-то он перестал мучиться по этому поводу. И ему нужно было решение. Впрочем, решение как раз было. Только принять осталось. И он это сделает.
— Сударыня, — сказал он, подойдя к Елизаветте. Кажется, та дремала, — нам нужно продолжать путь. Во что бы то ни стало.
Она открыла глаза.
Так, сконцентрироваться. Нужно было быть максимально сконцентрированным, как когда с отцом споришь. Стоит только на мгновение расслабиться, как он отругает ни за что.
И сейчас этот человек был его главным врагом. Лежит спокойно, травинку пожевывает. Словно ничего и не происходит. Да она ещё похуже отца будет, наверное. И этого врага, во что бы то ни было, нужно победить. Здесь и сейчас. Она открыла глаза, и заслонила рукой солнце.
