Наконец, я больше не мог бороться с холодом и бросился снова в воду, переплыл на другой берег и вышел на откос. Он подымался в этом месте метра на два над водой, его подмыло снизу, и с вершины его вплоть до воды спускался каскадом зеленый хмель и листья голубых колокольчиков вьюнков. Мне поэтому довольно трудно было взобраться наверх.
Солнце зато живо меня согрело, а вместе с теплом вернулись жажда жизни и чувство страшного голода. Но чем я мог его утолить в моем отчаянном положении? Вместе с платьем сторож унес и мои скудные капиталы.
Между тем время проходило, а я решительно ничего не мог придумать; прошло еще около часа, как вдруг недалеко от меня, на проезжей дороге, я услыхал стук проезжавших телег. Очевидно, едут люди, которые могут мне помочь, но как выбраться на большую дорогу в голом виде? Мысль прикрыться листьями и ветками не пришла мне еще в голову.
Между тем солнце начинало склоняться к западу, и скоро должна была наступить ночь. Что делать, если она застанет меня одного, голого, на этом песчаном откосе? Я так ослабел, что перед глазами быстро текущая вода вызывала у меня головокружение; мне казалось, что все ночные звери и птицы должны будут на меня наброситься. Ночи, проведенные на лугах Доля, показались мне теперь раем сравнительно с тем, что ожидало меня впереди. Оставался всего какой-нибудь час до солнечного заката.
Шум колес послышался яснее, ближе, затем вдруг прекратился. Очевидно, телеги остановились, и совсем близко от меня. Со своего откоса я не мог видеть, что происходило у дороги, но по звукам понял, что распрягали лошадей и располагались на ночлег. В воздухе неожиданно раздался страшный рев, или рычанье, во всяком случае звуки, доселе мне неизвестные. Лошадь не могла заржать так свирепо, тем более осел. Птицы, уже уснувшие на ветках деревьев, с шумом разлетелись во все стороны, разбуженные этим незнакомым и страшным звуком; даже большая летучая мышь шарахнулась в сторону и задела меня своим серым крылом, а жаба выпрыгнула из-под моих ног и забилась в соседнюю нору.
Прошло еще несколько минут, мне послышались над откосом, т. е. надо мною, со стороны дороги чьи-то шаги. Оказалось, я не ошибся: по росистому лугу шли и говорили между собою двое каких-то людей.
— А я курицу стибрил, — сказал один голос.
— Каким образом? — спросил другой.
— Навязал камень на кнут и подшиб ей ноги, а потом взял как рыбу руками, зато остальные страшно раскудахтались.
