Вобрав в грудь воздуха, Геля подавила желание зажмуриться: «Я должна! Это же не страшнее, чем лечь под нож…»
— Дядя Володя, а если я откажусь?
Он перестал улыбаться:
— Откажешься?
— Я не имею права? Но вы ведь не ставили таких условий! Если б я знала, что вы… что вы потом потребуете, я, может…
— Отказалась бы?
— Да! Может быть…
— Ты не хочешь сниматься для журналов?
— Нет! — выкрикнула она. — Это… Это же так унизительно!
— Работа как работа. Только платят больше, чем другим. Но тебе же денег не надо! А вот Мила Йовович снималась…
— Так ведь я же не она! Я совсем другая.
— На вид — так ничуть не хуже.
Невольно покосившись на полированную дверцу старого шкафа, в котором можно было различить ее отражение, Геля произнесла со всей твердостью, на какую была способна:
— Я попробую поступить на актерское отделение.
Больше всего ей хотелось вскочить и убежать, пока все, что сложилось за эти недели не пошло трещинами, не разлетелось вдребезги от упреков, которые сейчас выкрикнет дядя, который имеет полное право обозвать ее и неблагодарной, и глупой, и… Да какой угодно! Только не уродливой. Теперь — нет.
И вдруг он улыбнулся:
— Ну и умница. Пробуй, девочка. Дерись за свою мечту! Хоть со мной, хоть с кем… Не сдавайся.
— Так вы… не против?
— Ой, Гелинька, ну 6 чем ты говоришь? Лишь бы тебе было хорошо! Я хотел тебе еще и работку подкинуть, но раз тебе не надо… У меня, кстати, есть один знакомец — помощником режиссера трудится. Уж не помню какого, но больно известного… Я как раз собирался повидать его.
Вскочив, она как-то боком, разом забыв о том, как надлежит двигаться красавице, подошла к дяде и обхватила его за шею.
— Спасибо. Спасибо.
— Да на здоровье, девочка! — Его большая ладонь мягко прижалась к ее лопатке. — Только бы у тебя все сбылось, как у меня, благодаря твоей маме. Она не рассказывала? Я ведь выучился, только благодаря Танечке. Она зарабатывала, как могла, чтобы мне эту возможность дать. Татьяна мне не просто старшей сестрой была, а, можно сказать, второй матерью. Первая-то ты знаешь…
— Бабушка была алкоголичкой. — Геля виновато поджала губы.
Он шлепнул по ним пальцем:
— Не делай так! Губки у тебя теперь — чистый соблазн. Не криви их, не порти.
Отстранившись, Геля протянула с укоризной:
— Дядя Володя!
— А что такого? Я же объективно.
— Я знаю.
Теперь она действительно все о нем знала. И о своей матери узнала куда больше, чем за все эти годы. Почему та ничего не рассказывала дочерям о своей юности? Стыдилась той беспробудной серости, которую вспоминала прежде всего? Отсутствие студенческих воспоминаний? Фотографий тех лет, где Таня среди подруг всегда самая худая, самая некрасивая… Когда встретился еще более некрасивый, без больших претензий молодой человек, она сразу согласилась выйти за него замуж. Вася тогда неплохо зарабатывал на своем авиационном заводе… Какими родятся их дети, она и не думала… Виновата.
