Павел насмешливо подхватил:
— Но вы ее не разделяете!
— Конечно, нет! Ведь писать о кино, рассказывать о нем можно не только зло, язвительно, можно и с любовью.
— Если в человеке есть эта самая любовь… Но в критики как раз обычно идут люди другого сорта.
Она догадалась:
— Вам досталось от критиков?
Геля постаралась произнести это как можно мягче, ведь ей действительно стало до боли жаль этого человека, которого затравили до такой степени, что ему пришлось менять внешность, вот почему он так зол на все это племя. Его можно понять… Но как же важно доказать ему, что критик может и восхищаться, и быть другом, не за вознаграждение (Геля слышала, что и такое бывает), по велению сердца.
— Я не хочу об этом говорить, — холодно отозвался Тремпольцев и щелчком выбил из пачки сигарету.
Потом спохватился:
— Вы ведь, наверное, не курите?
— Нет, конечно. — Ей показалось странным, что он мог так подумать о ней.
— Ладно, извините, потом. — Он вспомнил, с чем Геля пришла к нему. — Так что извините, ничем не могу помочь. То есть в данный момент не могу. Но когда окажусь на свободе, — Павел кивнул на окно, — то могу разведать, что и как. Если оставите свой номер, я обязательно позвоню и доложусь.
Она схватила лежавшую на столе ручку:
— Ой, конечно! Здесь можно?
Тремпольцев быстро закрыл тетрадь и подвинул ей:
— Вот, пожалуйста. Кстати, меня зовут Павел Сергеевич. Это чтобы вы сообразили, что за нахал обрывает вам телефон.
— Об этом можете не беспокоиться. Я узнаю вас по голосу, — уверенно сказала Геля.
Вздохнув, он усмехнулся:
— Ох, не зарекайтесь! Сейчас ведь не узнали.
* * *
Эта новая для нее, неожиданная и на первый взгляд нелепая мысль — стать артисткой — как-то исподволь захватила Гелино воображение, хотя вслух она сразу отвергла ее. Играть? Да она никогда не играла! Ни в каких театральных кружках. Да и не было у них в школе такого кружка. А если б был, неужели у нее хватило бы духа выставить себя на посмешище, выйдя на сцену? И так унижений хватало…
Но теперь… Когда все так изменилось…
К себе в палату Геля вернулась оглушенная. Внезапно открывшаяся перед ней дорога манила с такой силой, что это пугало. Никогда Геля не хотела чего-то для себя так неудержимо. Сережиной любви? За это она, конечно, все отдала бы, но ведь такое просто-напросто невозможно… А эта проступившая в тумане ее будущего дорога казалась вполне реальной. Хотя играть Геля действительно не умела…
Но с этим новым лицом… «Чужим лицом!» — мелькнула внезапная мысль, заставила еще внимательнее всмотреться в зеркало. Едва касаясь, щекоча кожу, Геля провела пальцем по щеке, обрисовала контур носа, тронула подбородок. Все казалось ей таким идеальным, что страшно было назвать это своим.
