— Вы знаете, Ксения Владимировна, у нас такой репетитор! Такой репетитор. Я им так довольна. Деликатный, милый, серьезный. Видно из хорошей семьи.
От этих похвал у Бори было гадко на душе. Казалось, что было бы лучше, если бы она ругала его вовсю. В конце обеда вышел маленький инцидент. Кирилл за неосторожно вставленное в разговор взрослых слово вызвал гнев отца. Генерал покраснел, вспылил и оставил сына без сладкого. Тот поднялся бледный взволнованный. Сердце Борино мучительно сжалось. За столом воцарилась тяжелое, жуткое молчание. И вдруг (Боря никак не ожидал от Кирилла) он произнес ровно, с легкой дрожью в голосе:
— Вы… не имеете права… я не мальчик и при том при посторонних… — и вышел из комнаты.
Что было потом! Жутко даже вспоминать. Генерал метался по комнате, как разъяренный зверь.
— Щенок, мальчишка! Меня учить вздумал. Выпорю. В солдаты отдам.
Зинаида Николаевна вела себя странно. Она не успокаивала мужа, не заступалась за сына. Только наклоняясь то к одной, то к другой даме, говорила шепотом:
— Вольдемар такой нервный, такой нервный.
Этот инцидент не был исчерпан. Когда гости разошлись, вечером, стали искать Кирилла. Его негде не было. Обшарили всю дачу, послали в сквер к морю. Владимир Акимович ходил мрачнее тучи. Лиза жалась к матери, Боря ходил хмурый и сосредоточенный. Досталось и ему. Как вы смотрите за своим учеником? Чему учите? Как он смел, мне нагрубить? Как смел?
Боря хотел ответить, что было условленно только насчет занятий латынью и что в круг его обязанностей не входит заниматься воспитанием, но промолчал. В эту минуту он просто боялся этого разъяренного генерала, которому ничего не стоило избить нагайками, выпороть не только сына, но и его репетитора. «Что я бы делал потом? — думал Боря. — Жаловаться? В суд?» Но было бы поздно. Факт был бы совершен. Владимир Акимович обещал выпороть Кирилла и теперь мучился и злился, что сына не находили.
Наконец, Кирилла нашли. Он вошел в комнату сам бледный, взволнованный, с расширенными зрачками и трясущимися от волнения руками. Сзади шел денщик.
— Что вам нужно от меня?
— Щенок! Ты еще грубить? Сейчас увидишь, что нужно. Иван, мой хлыст.
— Как? — Кирилл выступил вперед. Он, казалось, не верил своим ушам и отказывался понимать то, что происходило.
Денщик принес хлыст.
— Ложись.
Кирилл вздрогнул. Боря почувствовал, что он только теперь понял, что с ним хотят делать. Он смотрел на это бледное лицо с застывшим возмущением в глазах и невольно любовался Кириллом.
