Вот и нашлось занятие.
— С удовольствием, — соглашается Ася.
Они перебазировались в комнату. Здесь гораздо холоднее. Не один, как на кухне, а два угла комнаты сверху донизу облепила изморозь. Одна стена выходит на север, и в эту стену неистово колотит ветер. Но в комнате уютно. На стенах — две шкуры нерпы, «Девятый вал» Айвазовского. На полу — большущая шкура белого медведя. Кровать покрыта пушистым зеленым одеялом. Шкаф для одежды. Ничего лишнего, и все на своем месте. На письменном столе — лампа под оранжевым абажуром. А рядом с лампой… что это? Да, да, обыкновенная вышивка. На куске полотна, натянутом на легкий обруч, зеленеет тундра, а чуть поодаль, над высокими сопками, повисло оранжевое солнце. Вышивка не закончена, у солнца пока что недостает одного бока, и в том месте, где должен быть бок, торчит игла с коротенькой ниткой в ушке.
Ася переводит удивленный взгляд с вышивки на Тюрикова.
— Это вы?! Ой, как здорово! — Она не в силах скрыть восхищения. — Честное слово, здорово!
— Ерунда, — говорит Тюриков. — Балуюсь на досуге. Совсем не мужское занятие.
— Пусть не мужское, зато какая будет картина! — восторгается Ася. И думает: «Он просто удивительный человек!»
Тюриков немного смущен. Он прячет вышивку в ящик стола и извлекает оттуда пузатый альбом.
— Начиная от дедов, вся родословная здесь, — хлопает он рукой по альбому. — Вам объяснять?
— Конечно, иначе не пойму, — отвечает Ася.
Фотографии разместились в хронологическом порядке. Сперва — коричневые, с виньетками, на плотной бумаге. Дед Тюрикова в молодости. Бабка в молодости. Дед жены, бабка жены. Деды в молодости носили бравые усы. Молодые бабки украшали высокие прически массивными, похожими на вилы гребнями. Потом потянулись отцы и матери по обеим линиям. Они чинно восседали в деревянных креслах и просто на скамейках, окруженные многочисленными домочадцами. Бумага этих фотографий была попроще, над ними не так усердно трудились ретушеры.
Ася перевернула следующий лист в альбоме. Большеглазая полная женщина в легком платье держала на руках мальчика.
— Жена и сын, — сказал Тюриков.
Мальчик был вылитый отец: крупный, с выпуклым лбом, пухлыми губами.
— Он с мамой летит? — спросила Ася о сыне.
— Нет, остался у бабки, — сказал Тюриков. — Не хочется срывать с занятий. А главное, Запорожье — не Северный, там культуры больше, а заодно и витаминов.
Ася кивнула: да, конечно, ребятам нужны и витамины, и солнце, и речка летом. Хотя на Севере тоже полным-полно детишек: и тех, что здесь родились, и тех, кого привезли сюда родители. И, надо сказать, что все они растут, живут и чувствуют себя неплохо. Но это вовсе не значит, что Тюриков непременно должен забирать в Северный сына. Правда, она не сомневается, что он со временем это сделает. Человек, которого потянула на Север романтика, обязательно захочет приобщить к этой романтике своего Андрюшку или Сережку. А в том, что Тюрикова привела в их края романтика, Ася нисколечко не сомневалась. Она выросла на Севере и считала, что все, кто живет здесь или приезжает сюда, приезжают и и живут только потому, что влюблены в Север. И потому, что она так считала, она спросила Тюрикова:
