Юрьев день | страница 5
Спит Тренька, бормочет что-то невнятное, в ответ на дедовы слова.
Дед свое:
- Терентий, а Терентий! В который раз говорю: мать принимается печь топить, слышь?
Иногда деду удается разбудить Треньку. А сегодня махнул рукой, полез с полатей.
Посапывает Тренька, наслаждается сладким утренним сном. Только коротко Тренькино блаженство. Недаром толковал дед про печь, за которую принималась мать. Топится изба Якова Позднева по-черному. Нет в печи трубы. Оттого весь дым - в избу.
Проходит малое время, начинает беспокойно ворочаться Тренька.
И вдруг кубарем валится с полатей, кашляет, чихает, трет полные слез глаза. Сердится на деда:
- Не мог разбудить!
- Тебя пушкой надобно будить, а ее, как на грех, в избе нету.
Смеются над Тренькой отец, мать, бабка. Дед в бороду улыбается.
Самому Треньке не до смеху. Пулей вылетает из избы дыхнуть свежего воздуха.
А на воле - Тренька сначала даже глазам не верит - дождя нет. Кончился дождь.
Висят еще над деревенькой сизые рваные тучи. Пробивается сквозь них робкая заря. Но нет иод ногами распроклятой грязи. Ломкая ледяная корочка студит босые Тренькины ноги.
- Тятька! - летит сломя голову обратно Тренька. - Ночью земля, гляди-ка, подмерзла!
Забыл вчерашние обиды. Рад, сказать невозможно.
- Надоело в избе сидеть? - улыбается отец.
- Спасу нет как...
- По дружкам соскучился?
- А как же! - с готовностью отвечает Тренька.
Однако оба понимают: не об одних дружках речь.
- Будет, мужики, попусту терять время. Идемте к столу, - зовет мать.
Вздохнул втихомолку Тренька. Насупился отец. Пошли в избу.
Расселись по своим местам. Посреди стола солонка. Хлеба полкаравая.
Против каждого - ложка. Только что за диво? За столом пятеро сидят, а ложек - шесть...
Понял Тренька: мать, забывшись, и для Митьки, старшего Тренькиного брата, ложку положила. В самый раз возле Треньки, где прежде Митька сидел.
Не на шутку перепугался Тренька. А ну как дед заметит? Вытащила мать из печи подогретые вчерашние щи. Дед хлеб нарезал. Первым ложку взял. За ним остальные. И увидели все: лежит на столе лишняя, шестая ложка. Изменился дед в лице. Из-за стола молча встал. Грохнул в сенях дверью.
Всхлипнула в подол мать.
Сказал с укоризной отец:
- Что ж ты, а?..
- Не нарочно ведь, по привычке...
Обнял ее отец за плечи:
- Жив, здоров Митька. Поди, слаще нашего ест-пьет.
Верно. Жив и здоров был Митька. И не хлебал пустые щи, как Тренька.
Только та, шестая ложка и впрямь будто ждала хозяина. Или других с укором спрашивала: "Где он, мой хозяин-то, отчего не дома?"