Пока они говорили о мельницах, я глядел в окно на затекающее пунцовым августовским закатом небо. Дом председателя стоял на краю села, отсюда проглядывалась околица, будто нарочно помеченная тремя растущими из одного корня вязами. За этими вязами земля горбилась курганчиком, и на верхушке курганчика стояло старое, почерневшее от времени строение, не то амбар, не то сарай с сопревшей соломенной крышей. И как нередко бывает, мне стало казаться, будто я уже видел это: закатное небо, темный длинный сарай, три могучих из одного корня вяза. Ничего особо своеобразного не было в этой картине, и все же: «Видел, видел», — все настойчивей стучало в мозгу. Мне стало казаться, что я видел все, это в далекой старине, куда раньше начала моей собственной жизни. Подобную незамысловатую картинку я мог наблюдать в десятках, если не в сотнях деревень, где мне доводилось побывать, и это не могло не запечатлеться в моей памяти именно в силу своей обыденности.
И тут солнце перерезалось фиолетовой тучей, из-за края тучи вытянулись прямые резкие лучи, ровный свет, заливавший окрестность, померк, и особенная, контрастная четкость вязов и древнего строения за ними подстегнула мою память. Я видел все это на литографии, изображавшей родину великого Щепкина.
— Скажите, — обратился я к председателю, — ошибаюсь я или нет. Щепкин родом из этого села?
— Точно! — улыбнулся председатель. — Из этого самого. Тут до сих пор его современник обитается.
— Современник? Сколько же ему лет?
— А вот считайте: Щепкин умер в шестидесятых годах, а люди говорят, будто наш старик знал Щепкина. Стало быть, сто с хвостиком, и хвостику лет десять, если не больше. Я-то, по совести говоря, хоть и работаю тут четвертый месяц, а знакомства с ним до сих пор не свел: не до того, признаться, было. Он тут, на выселках, живет. У него жена, хозяйство, колхоз помогает. — Председатель улыбнулся. — Над ним комсомольская организация шефствует.
— А нельзя нам с ним познакомиться?
— Отчего же нельзя…
Председатель поднялся и вышел в сени. Было слышно, что он о чем-то советуется со своей хозяйкой.
— Что вы затеяли? — накинулся на меня Окский. Разговаривая с председателем, я делал вид, что не замечаю его подмаргиваний. — Мы и так потеряли время даром!
— Послушайте, — перебил я, — разве будет у нас другая возможность поговорить с современником Щепкина?
— Меня интересует не Щепкин, а зимовка скота, — нетерпеливо ответил Окский.
— Вы только представьте себе: этот человек был современником всей русской классики, он еще застал Лермонтова!
