— Здрасьте!
Под взглядами разномастных стариков и старушек, по всей вероятности изнывающих в этом тихом и красивом углу от безделья, мы промаршировали вокруг дома.
А место здесь по-настоящему красиво, Даже героично: дома стоят посреди пологой и чистой полянки, река, сердитая и неукротимая, рвется вперед, плещется среди каменных валунов, а напротив величаво дикий лесистый берег…
Мы оказались перед домиком с вывеской «Медпункт».
— Скажите, где найти вашего директора?
В окне показалась рослая, со взбитыми завитыми волосами девица, кивнула кому-то в комнате, и на крыльцо выскочила другая девушка с простовато курносым деревенским лицом, сразу смутившаяся перед нами. Она вызвалась проводить.
За письменным столом сидит худощавый человек в тесном пиджаке, из коротких рукавов которого вылезают мослаковатые руки. Подняв вверх подбородок, из-под натянутого на самые глаза козырька фуражки он разглядывает нас, четырех грязных и мокрых парней, неожиданно ввалившихся в его чистенький кабинет. Мы обстоятельно объясняем: так и так, пробираемся вниз по Онеге, слышали — у вас есть транспорт, не откажите в помощи. Директор слушает, глядит из-под козырька, и ничего нельзя прочитать на его лице — ни неприязни, ни сочувствия. И вдруг он разводит руками, начинает сыпать дружеской скороговоркой:
— Рад бы помочь, ребята. Всей душой! Понимаю, ребята, ваше положение. Но, ребятки, транспорт-то у меня слабенький. Лодка-то есть, но моторы-то при ней… Должно быть, вы, ребята, знаете, что у нас тут начинаются Бирючевские пороги… Ну вот, видите, слыхали про них. Течение такое — лошадь с ног валит. Нет, ребята дорогие, всей бы душой, но не могу. Спустить-то мы вас спустим, а обратно не поднимемся, придется тащить назад лодку на веревках. А вы сами видели нашу организацию, наш народ сам себя носить не может… Обслуживающего персонала — двое мужчин да я третий. Не могу, ребята. Если только на четыре километра вас спущу. Там сплавучасток. У них тоже есть моторные лодки. Но вряд ли и они согласятся вас везти. По Большой голове и их лодки тоже не поднимутся. Четыре километра — пожалуйста!..
Четыре километра всего! И этот человек был нашей путеводной звездой! Он искренен, он даже сокрушен нашим видом. Только четыре километра, вплотную к этим Бирючевским порогам, вплотную к его центральному месту, Большой голове, — и ни на шаг дальше.
Мы обсуждаем, как быть, директор продолжает разводить руками. Открывается дверь, входит рослая девушка, та самая, что мелькнула перед нами в окне медпункта. Она одета в новый лыжный костюм, из-под брюк выглядывают кокетливые туфли, прошла, вскинув надменно сухую копну завитых волос, крепкая, статная, скосила глазом на нас, унылых, замученных, заляпанных грязью, мокрых и мятых.
