Ш. Существуют ли в ФРГ лагеря для перемещенных лиц?
Ч. Да, существуют. Доступ для посторонних в такой лагерь в Цирндорфе сейчас стал значительно труднее. Когда я там находился, необязательно было иметь пропуск на право входа и выхода. Теперь в лагерь никого не пускают без специального разрешения. Были случаи, когда на территорию лагеря пробирались разведчики из социалистических стран, чтобы, например, сфотографировать условия жизни беженцев. Недавно в Чехословакии показывали даже фильм. Кадры запечатлели момент раздачи пищи в лагерной кухне, а это производит весьма удручающее впечатление. Поэтому в лагере усилили контроль, но условия жизни остались прежними. Посторонним вход на территорию лагеря вообще запрещен. За порядком в лагере и за тем, чтобы никто не создавал «рекламы» этому позорному месту, следит офицер американской разведки. Когда я там находился, им был господин Рейтлер, американец немецкого происхождения. Он руководил жизнью Цирндорфа и вершил судьбы его узников. Через него осуществлялись и первые контакты с радиостанцией «Свободная Европа».
Ш. Сколько времени вы ждали первого допроса?
Ч. Первый допрос состоялся на второй день моего пребывания в Цирндорфе. Каждому из новых «пансионеров», которые получают место в лагерном «транзите», выдается так называемый «обходной бланк» с номерами комнат и инициалами лиц, к которым он должен обратиться. Первое, самое важное посещение — это визит к офицеру разведки. Назовем его господином Б, хотя бы потому, что он ставит на «обходном бланке» печать с буквой «Б» в знак того, что разговор (беседа) с новичком уже состоялся. Разговор с господином Б имеет решающее значение. Если вы смогли благоразумно и в меру правдиво представить свое дело, у вас появляются шансы. Разговор ведется на польском языке. Господин Б отлично владеет польским языком. В лагере в Цирндорфе от него зависели судьбы поляков, которые покинули родину. Беседы с ним могли продолжаться по нескольку дней. Бегая по разным комнатам, отмечаясь у других лагерных официальных лиц, необходимо было ежедневно резервировать время для господина Б, который как бы детально «просвечивал» каждого беженца. Он первым выносил решение о предоставлении убежища. И хотя потом дело рассматривал действующий на месте так называемый «суд», решение офицера разведки господина Б фактически было самым важным.
Мы с ним подолгу беседовали, как Раскольников с Порфирием Петровичем, касаясь как конкретных, так и философских вопросов. Обычно начиналось с биографии, которую я должен был рассказывать по нескольку раз, то полностью, то отрывками. Он спрашивал обо всех знакомых и родственниках, об их месте работы и мировоззрении, о друзьях, о том, не имел ли я каких-либо контактов со службой безопасности, о моих взглядах и воспоминаниях детства. Он стрелял вопросами, как из пулемета, упорно возвращаясь к определенным фактам, чтобы потом вдруг перекинуться на совершенно другие. Это был мой первый экзамен. Мою участь облегчал тот факт, что я рассказывал свою настоящую биографию. Конечно, и здесь надо было быть внимательным, так как господин Б все время проверял мою правдивость. Не скрою, что я примерно знал, как все это происходит.
