— Ты бы остался с ними навсегда? — ужаснулся своей догадке Марат.
— Я жил бы с ними ровно до того момента, когда бы они стали считать меня своим. Тогда бы я и уезжал, в другую страну, например. Или в другой город. Я могу быть только гостем в чужом мире.
Катерина уже открыла рот, чтобы спросить: «Почему? Почему только гостем», но Марат опередил ее:
— Я путешествовал бы вместе с тобой, если бы у меня были деньги. Ты бы взял меня с собой?
— Конечно, что за вопрос! Хорошая у нас была бы компания! Катерина, а ты?
— Я бы купила себе саксофон. Хороший дорогой саксофон. И научилась бы играть джаз. Я могла бы брать уроки в своей школе, недорого. У саксофона такой голос… Голос настоящей нежности.
— Ну, на саксофон нужны не очень большие деньги, — задумчиво сказал Георгий.
— Но у меня их нет.
— Хоть чья-то мечта должна исполниться!? — судя по тону, Данфельд был готов к решительным действиям.
После этого разговора он не появлялся пару дней. Марат пошел на поправку и без конца спрашивал, о Данфельде, но у Катерины даже не было его телефона — он всегда звонил сам. Потом пришел, рано утром, и выложил на стол три тысячи долларов.
— Ты кого-то ограбил? — первое, что пришло Катерине в голову.
— Собирайтесь — едем покупать саксофон. Надо еще зайти в обменник, — деловито командовал Данфельд.
— Я никуда не поеду, пока ты не скажешь, где взял деньги, — Катерина играла непреклонность, хотя в душе ликовала.
— Они добыты честным путем, не сомневайся. Я похож на грабителя?
— Не похож, но… — Данфельд действительно не был похож на грабителя.
— Мне дала их одна добрая женщина, моя знакомая. Она вдова знаменитого архитектора, очень богата и очень любит помогать людям. Вот я и позволил ей сделать доброе дело.
— И что ты ей сказал?
— Правду. Только правду. Сказал, что у меня больное сердце и для лечения нужны деньги. Она сама дала мне три тысячи, я не просил. И дала их с радостью, поверь.
— А что у тебя с сердцем? — Катерина уже забыла про саксофон, и Марат слушал их разговор, замерев от страха. — Лучше поедем к врачу, а не за саксофоном…
— Даже не знаю, как тебе это объяснить. Мне было лет двенадцать-тринадцать, когда я узнал очень страшную для себя вещь…
— Какую? — выдохнул Марат.
— Что я — потомок древнего рыцарского рода, но никогда не смогу увидеть свой родовой замок…
— Почему? — Марат готов был расплакаться от жалости к Данфельду сию же минуту.
— Потому что у меня нет на это денег, даже на билет. И у отца моего тоже нет денег, только замок и остался. И тот разрушается, я могу не успеть…
