- И все ж таки почему?.. - напомнил я, дав парню понять, что недавнее происшествие осталось в моей памяти, а тем более в душе. - Тебе показалось, что нет другого выхода или паралич какой замутил мозги?.. Мне просто интересно, о чем ты думал, что ощущал в ту критическую минуту, когда поднял руки перед немецкой каской?
- Мне показалось, что вражеские пулеметчики окружили меня.
- Показалось или действительно дорога была перекрыта?
- Мелькали передо мною такие же каски, как и у вас.
- Так я же не немец, видишь! Может, и там были наши хлопцы. Немецкие каски теперь всюду валяются.
- Мне подумалось, что немцы.
- Ну а дальше?
- Сам не помню, что дальше. Наверно, страх одолел - страшно было погибнуть... Кинулся назад, а тут вы в немецкой каске... Черное дуло нацелено мне в переносье... Помню, что чем-то острым сильно, будто смертельно кольнуло меня в лоб. Как поднял руку, не могу вспомнить.
- А почему был без винтовки?
- Не дали мне, когда отправляли с передовой в тыл.
- Не может быть! Каждому, у кого есть силы эвакуироваться самостоятельно, разрешается иметь оружие.
- А мне сказали сдать винтовку - до медсанбата рукой подать.
- Может, бросил ее в канаве? Утопил?
Парень содрогнулся от такого, видимо, неожиданного для него вопроса, опустил голову, очевидно, чувствуя, что он очень логичен и ничем не докажешь теперь свою правду. Он отчаянно замотал головой, а вымолвил только после долгой, томительной паузы, как про себя:
- Не было у меня винтовки. Правду говорю...
- А если бы была?.. Выстрелил бы?
- В кого?
- Ну, известно в кого. В меня, например, когда я наставил на тебя дуло.
Парень смутился и в первый момент, очевидно, не знал, что сказать. Потом несмело спросил:
- А если бы вы были на моем месте?
- Выстрелил бы! - уверенно ответил я.
- Одной рукою?
- Одной.
- И погиб бы невинный человек...
Мой юный сосед задумался, не поднимал на меня глаз, будто стыдясь своих слов или ожидая такого упрека, от которого уже и подняться нельзя будет.
- Разговор идет о враге, - уточнил я.
- Понимаю, - слабо прошептал парень. Замолчал, боком лег на свою подушку и до ушей натянул одеяло. Мне не хотелось больше трогать его и расспрашивать дальше. Почему-то без излишних доказательств верилось, что юноша больше не растеряется в самых трудных обстоятельствах, а свою временную, возможно, случайную, слабость запомнит на всю жизнь.
Я уж стал вспоминать про свой рюкзак и порядочный кусок запеканки в нем, так как съестного нам почему-то не приносили: возможно, раздатчица умышленно миновала нашу палату, хотел спросить у соседа, где он оставил мой рюкзак, и в это время услышал голос будто из-под кровати - парень снова заговорил:
