Хлеборез | страница 49
Ко мне подошел врач в сопровождении той же малолетней медсестры, и разговор с Ивановым прекратился.
- Вы из одной части? - спросил врач у Иванова и показал глазами на меня. Иванов потупился и молчал, а я ответил, что в последнем бою были вместе.
- О, так мы уже и разговариваем! - радостно промолвил врач. - И слышим все! Дайте-ка, дайте-ка ваш пульс!
Врач провел пальцами по моей оголенной руке - широкий рукав рубашки задрался кверху, - сразу нащупал пульс и довольно покивал головой.
- А как ваша рана? - спросил он. - Болит? - и, не ожидая моего ответа, обратился к медсестре: - Когда перевязывали?
Девушка смутилась, она меня не перевязывала, а Иванов сказал:
- Их в дороге перевязали, кровотечение было.
- Кровотечение? - переспросил врач. И приказал сестре: - Договоритесь с перевязочной и сейчас же отведите. Сами идти сможете? - обратился ко мне.
- Поможем! - сказал Иванов.
- Ну вот!.. И все будет хорошо! - уверенно сказал врач. - Молодцы вы оба! Надеюсь, что скоро будете догонять свою часть.
Врач бодро, широким строевым шагом направился к двери, а медсестра-школьница засеменила за ним.
Наша палата совсем маленькая, хоть и продолговатая, с одним узким окном, с которого снят проволочный переплет. Должно быть, раньше тут была какая-то кладовка. После обхода врача у нас стало так тихо, что мы слышали дыхание друг друга. В таких условиях даже с незнакомым заговоришь, если не спишь или не задыхаешься от боли. А тут удобный случай возобновить разговор с соседом, пока не пришли брать меня на перевязку. Не терпелось узнать, что парень чувствовал, когда поднимал руку перед немецкой каской? Но Иванов опередил меня, тихо промолвил:
- Спасибо вам... Большое спасибо!..
- За что? - удивился я.
- За то, что воевали вместе со мною в последнем бою. Так вы сказали врачу.
- Мы еще повоюем, - доброжелательно заверил я.
Иванов порывисто выставил обе руки к двери - там кто-то шлепал тапочками, и парень будто хотел придержать дверь, чтоб хоть с минуту не мешали, - заговорил шепотом, но отчаянно, с болью, с тревогой и, как мне показалось, искренне:
- Если бы вы знали, если бы поверили, как я этого хочу! Жизнь моя в том, чтоб на ваших глазах под пули и под снаряды!.. Чтобы вы убедились, что не изменник я и не трус... Не обожженный еще, не обстрелянный... Это правда! Меня из партизан мобилизовали. В партизаны я сам пошел, добровольно, хоть дома оставалась одна старая мать. Там не приходилось часто ходить в атаку, но на задания ходил и всегда выполнял приказ.