Теперь посмотрим свое «Октябрьское пламя». Для районной газеты, пожалуй, слишком громко, внушительно, надо бы переименовать в «искры», что ли.
Та-ак… Сводку по молоку дали, о заготовке соломы и вспашке зяби пишут, черные пары тоже есть, о подготовке животноводческих помещений к зиме дали рейд. Молодец Колокольцев, дело знает… А это еще что?.. Хм, «Без руля и без ветрил», фельетон. И подпись дали крупно: «Вадим Щербинин». Так, так… Председателя разложил, Веткина. Ну, это вам даром не пройдет!
— Редактора! — приказал Баховей, сняв трубку.
— Сию секундочку, — прошептала телефонистка, узнав голос.
— Послушайте, Колокольцев, я вам говорил, что все материалы о руководящих работниках давать с разрешения райкома?
— Так точно, товарищ Баховей, но понимаете… — В трубке суетилось сдавленное дыхание редактора.
— Я вам говорил или нет?
— Говорили. Но позавчера вы были в обкоме, и я посоветовался с Балагуровым, звонил в райисполком Щербинину, он разрешил.
— Та-ак! — Баховей придавил трубку к аппарату, посмотрел на робко скрипнувшую дверь.
Ну нет, голубчики, рано играете в критику и самокритику, невзирая на лица. Пока я здесь хозяин, я не позволю распоряжаться в районе.
— Здравствуйте, Роман Харитонович!
Секретарь райкома комсомола Толя Ручьев, розовый и нежный, как девушка, прошел по ковровой дорожке и встал у стола, с готовностью глядя в лицо Баховея.
— Здравствуй, Толя! — Баховей посветлел, улыбнулся, протянул через стол руку для пожатия. Такой славный парень, ясный весь, исполнительный.
— Вы меня звали, Роман Харитонович? — Толя застыл у стола, подтянутый, готовый. Прикажи прыгнуть со второго этажа, распахнет окно и прыгнет.
— Вот что, Толя. Собери свой комсомольский актив и мобилизуй на заготовку яйца. Из райпотребсоюза возьми, из учреждений и всех своих сотрудников. Сам сегодня останься на бюро, поедешь вместе с заготовителями завтра. Корзинки возьмите, ведра… Понял?
— Понял, Роман Харитонович, сделаем. Сверхплановые, значит?
— Угадал, действуй. Да скажи дежурному, пусть Балагурова ко мне пришлет.
Не хотелось ему видеть сейчас Балагурова, портить настроение перед бюро не хотелось, но этот фельетон… Снимай теперь Веткина, ставь сынка Мытарина, больше некого. Балагуров совсем обнаглел, лучшие кадры выбивает, испытанные. И двигает свои. Но мы еще посмотрим, товарищ Балагуров, мы поглядим, чем это кончится!
Балагуров вошел в кабинет свободно, по-хозяйски. Как же, второй секретарь, может, завтра в такое Же кресло сядет.
