— Вспомните, когда он точно пришел.
Старуха, как избалованная вниманием актриса, обиделась, что я не дослушал.
— Вы разве следователь, вы же просто знакомый, я же вас помню, вы заходили к Олегу. А сегодня и о вас спрашивали, а кто, не скажу.
— Не хотите отвечать по-хорошему, будем говорить в другом месте. Или вы думали, что только вы смотрели телефильмы о буднях прокуратуры?
— И смотрю, а что? — обиделась старуха. — Сколь ни страшно, всегда смотрю, только если чувствую, что в конце наш погибнет, то заранее приму снотворное, чтоб к этому времени заснуть и не расстраиваться.
— Тем более отвечайте, — я повысил голос.
— Мои показания такие, что я еще не успела ничего соседям рассказать, он и подошел. А внешность надо описывать? Ростом меня повыше, я сто шестьдесят, полнота средняя, в черном вязаном берете, очки были, очки темные. И спросил: «Я из приемного пункта, у вас бумага лишняя есть, мы план не выполняем, нас за это взгреют и премии не дадут, а детей жалко, ходим поэтому по домам и деньги сразу на руки выдаем».
— И вы сказали, что у вас есть?
— Меня и женщины одобрили, вот вы молодой, вы не знаете, вот пыль на заводе, цементная пыль, кирпичная, у меня муж во многом из-за легких умер, так та пыль все-таки отхаркивается, несмотря что в цехах молоко дают за вредность, а книжная пыль, она ведь навеки оседает, отсюда и краткость жизни некоторых писателей, но за что должны мучиться люди, которые рядом? Я отдала бумаги в видах своего здоровья, и это никакой следователь не поставит в вину.
— Вы с ним поднялись в квартиру. Дальше?
— Он собрал бумаги, увязал, шнур у него был с собой, и ушел.
— Утром вы говорили по-другому.
— Как?
— Сами вспомните.
— Я не обязана вспоминать, в моем возрасте без склероза не прожить. Я еще номер дома помню, а то у нас ходит вдоль дома Захаркина, у нее на груди номер квартиры, это если потеряется, то приводят.
— Вы утром обвинили Веру, что это не вы, а она велела отдать рукописи.
— Вера пришла потом.
— Пришла и…?
— Она после вас пришла.
— И что?
— Сказала: эти бумаги нас и развели. Эти слова я вам точно говорила.
— Говорили, да, но Вера пришла после меня, получается, что вы сказали мне еще не сказанные Верой слова.
— Все-таки вы — следователь?
— Боюсь, что для вас не последний. Давайте поднимемся.
Снова, как утром, но теперь уже спокойнее, я занялся осмотром комнаты Олега. Кое-что этот сборщик оставил. Под ящиками нашел исписанные листочки.
— Ох! — вскрикнула за спиной старуха так, что я даже вздрогнул. — Ой! Ведь одну бумагу он вернул, да! Я ж ее на телевизор положила, вот! Он говорит: это что-то нужное.
