Уже наступил день, жизнь в замке кипела ключом за пределами этой спальни, тело говорило мне, что сейчас ночь, и мой ум отзывался на это теми мыслями, что не дают нам заснуть в ночные часы. Полгода я не видела Чезаре, да и в последний раз он проехал мимо, даже не кинув взгляда в мою сторону, когда наша свита ожидала у порта Пинчиана. Следовало признаться себе, что я ничего для него не значу, не больше, чем любая другая смазливая девчонка, потерявшая голову от его внешности и высокого положения. Я представляла девиц в виде высокой травы, через которую неторопливо идет Чезаре, срезая кого-то серпом, а других сминая подошвами высоких черных сапог.
Правда, у меня осталось его письмо, в котором он ясно дал понять, что если бы мог кого-то полюбить, то это была бы я. Я не задавалась вопросом, почему он не свободен, мне хватало и того, что он женат и к тому же воин, а значит, в любой момент его могли ждать смерть или увечье. Истинная возлюбленная должна понимать это, обладать терпением и снисходительностью, а еще не докучать своему возлюбленному требованиями и не пытаться привязать его к себе. И если он не свободен любить меня, то и другую не станет любить. Ни Фьямметту, ни Доротею Караччоло. Подвинув табуретку к кровати Анджелы, я сжала письмо в руке и, поглаживая большим пальцем смятый пергамент, ощущая углубления, оставленные его летящим пером, приготовилась ждать, когда переменится моя судьба.
Видимо, я заснула, а разбудил меня тихий и хриплый голос, неприятно резавший слух, как напильник:
– Виоланта! Виоланта!
Я очнулась и уставилась на Анджелу. Неужели мою усталую дремоту прервала смерть? За ставнями спустилась тьма, и я с трудом различала подругу.
– Почему ты не в Бельригуардо? – слабеньким голосом, но членораздельно поинтересовалась она. – Или ты тоже теперь в немилости, заодно со мной? – Она попыталась улыбнуться, но сухие губы от усилия треснули.
Я не могла вымолвить ни слова, просто сидела и лила слезы облегчения и жалости к самой себе, сжимая в руке письмо Чезаре.
– В чем дело? – не унималась Анджела, глядя то на письмо, то на мои мокрые щеки. – Он снова прислал тебе весточку? Что-то неприятное?
– Ты болела. Вот почему я здесь. Джулио послал гонца сообщить, что ты умираешь. Донна Лукреция вернулась… вчера, кажется. Я должна о тебе заботиться, а сама расклеилась… – Нужно было зажечь свечи, дать больной воды, чтобы смочить растрескавшееся горло, проверить грелки, простыни, прокладки… С чего же начать?
