Опять эти гайки! — досадливо поморщился Иван.
Пожилой рабочий спросил:
— А, часом, не вы ли этим самым новым начальником будете?
— Этим самым и буду. Гладких моя фамилия. Подойду? — пошутил Иван.
Пожилой шурфовщик неопределенно пожал плечами. Бывший экскаваторщик, сам здоровяк и, видимо, недюжинной силы парень, с уважением смерил взглядом могучую, как у борца, фигуру Ивана.
— Фамилия соответствует вроде, — сказал он. — Из ковалей или биндюжников?
Иван улыбнулся:
— Не угадал. Из армии я в сорок восьмом, сюда приехал, а до того студентом был. Но на слабость не жалуюсь, это верно.
Молодой, похожий на цыгана паренек, сверкнув черными быстрыми глазами, спросил с ехидцей:
— Надолго?
— Что — надолго?
— К нам — надолго ли, спрашиваю?
Иван понял.
— А это не от одного меня зависит.
— Это верно. Как начальство посмотрит.
— Я не начальство имею в виду, а вас.
— А мы что? Мы здесь тоже народ временный.
— То есть, как это — временный?
— У нас же здесь что-то вроде штрафного батальона. Или вы не знали? — лукаво глянул он. — Погорит кто-нибудь на прииске — его сюда. А кому-то из нас амнистия вроде. Обратно на прииск подается.
— Да, весело здесь у вас, как я погляжу, — покачал головой Иван. — Ну, а начальник смены где?
Чернявый переспросил:
— Это Лешка-то Важный? А черт его знает.
Пожилой все так же равнодушно сказал:
— Бутылку сменяет наш начальник смены, как полагается. А то спит уже, упимшись.
Гладких не понял:
— За что же ему полагается?
У костра засмеялись. Чернявый объяснил:
— Это у Палыча нашего приговорка такая. Он и про себя, если рассказывать начнет, то непременно скажет: «Подсадили меня в тридцать восьмом, как полагается…». А Лешка вон проветриться вышел. Сюда петляет.
Со стороны барака, не попадая на тропку и по колено проваливаясь в снег, брел начальник смены Алексей Важнов — без шапки, в распахнутой настежь телогрейке. Еще не дойдя до костра и не видя Гладких, он заорал истошно, стараясь придать своему голосу как можно больше свирепости:
— Чего расселись, распротак вашу так?! А ну, лезь по шурфам, пока ломом не вытянул!
У костра никто не шелохнулся, с любопытством поглядывая не на Важнова, а на Гладких. Начальник смены подошел, дыша тяжело и прерывисто. Небритое пунцовое лицо его и нетвердая походка не оставляли сомнений в его состоянии. Иван встал.
— Слушай, товарищ дорогой, иди-ка проспись. А потом уже появляйся на полигоне.
Тот остановил на Иване остекленевшие глаза.
— А т-ты кт-то т-такой?
