А сейчас он уже оставил свой бизнес по импорту, два года назад его многострадальная жена не перенесла удара и умерла, и мы разбирались с его страхами одиночества и смерти. В конце жизни Фрейд написал труд под названием «Анализ конечный и бесконечный». К сожалению, лечение З. приобретало характер второго. Обычно мы начинали с того, на чем остановились в прошлый раз, и шли по одному и тому же скучному кругу тревог и уклонений. Но с прошлой недели в уравнение затесалось какое-то новое неизвестное.
— Как прошло ваше свидание? — По моему настоянию он встретился с вдовой, с которой познакомился в супермаркете.
Он поднял руки, будто пробуя ветер.
— Ничего, ничего. Похоже, это милая женщина.
— Что вам нравится в ней?
— Ну, она не такая настойчивая, как Мэрилин. — Он вздохнул, вспоминая свою спутницу в болезни и здравии. — Но она хочет, чтобы я зашел к ней на чашку чая в субботу.
Мы снова вернулись к страху перед обязательствами. Но главным образом он уклонялся от разговоров о том, как он от всего уклоняется.
Без десяти три я проводил З. и превратился из доктора Эйслера в папу. Некоторые терапевты остаются папами и со своими пациентами, но я не думаю, что это правильно. Короче говоря, я должен быть дома, когда Алекс выходит из школьного автобуса, который высаживает его на углу Гарнер и Сомерс-стрит в начале четвертого часа. Потом он два квартала идет до дома пешком, причем его рюкзак оттопыривается под углом 45 градусов. Вся эта затея с автобусом глупа, честное слово. От нашего крыльца до Риджфилдской школы всего-то семь кварталов, и все-таки из-за какого-то нелепого правила о районировании нас внесли в маршрут школьного автобуса. Группа родителей из близлежащих кварталов пешком провожала по утрам детей в школу, но Алекс предпочитал автобус.
— Мне нравится смотреть в окно, — сказал он, когда я поинтересовался почему.
— Но разве не лучше быть снаружи, где вообще нет окон?
Он покачал головой:
— Это другое.
Я не стал углубляться. Алекс был заядлым книгочеем, как и я в его возрасте, то есть выдуманные истории интересовали его больше, чем настоящая жизнь, а сидеть дома ему нравилось больше, чем выходить на улицу. Мне до сих пор приходится бороться с этим в себе. Джейн иногда теряла терпение — ей хотелось получить весь мир.
Алексу тоже нравился заведенный порядок. Я поставил маленькую тарелку на кухонный стол и выложил на нее ровно семь, ни одной больше, ни одной меньше, сухих соленых палочек. В неудачные дни он расстраивался, если на тарелке лежало восемь или шесть палочек или даже если одна из них была кривовата. Я говорил, что выложить их надо было не абы как, а особым образом? Один треугольник и один квадрат.
