— Что ж, можно посидеть часок. Потолковать.
— Вот-вот. Как у вас сейчас со скотом, Иван Кондратьевич? Хватило кормов? Интересуюсь, как бывший животновод.
— Справляемся. Отел был хороший. К осени надеемся увеличить поголовье. И удои держатся неплохие.
Расспросил я его о вывозке за зиму навоза на поля, о ремонте инвентаря, о подготовке семян к севу.
— Чем помочь?
— Спасибо, Василий Иванович. Да вот надо сено перевезти с лугов к фермам. Если б дали трактор, мы бы на санных прицепах его мигом перевезли.
— Приезжайте в конце недели, дадим «фордзон».
Побеседовали мы таким образом по-товарищески часик. Горячко поглядел в окно, встал с табуретки, спрашивает:
— Больше ничего?
Чувствую, раздумывает: какую же цель имел я, приглашая его?
Засмеялся я и сказал:
— Захотел я проверить, Иван Кондратьевич, можно ли на тебя положиться.
— И что же?
— Вполне можно.
Попрощались, за Горячко хлопнула дверь.
— Ну, шевелись, милая, — услышал я с улицы под окном его сильный голос и, вслед за этим легкие сани заскрипели по мерзлому снегу.
Общественная работа всегда была для меня обязательной. Не приходило в голову сослаться на занятость или усталость, когда тебе давалось общественное поручение.
Вообще, вся сельская интеллигенция широко привлекалась к работе. Раз я поручил провести собрание в одной из дальних тракторных бригад учителю Дубровскому и завучу семилетки Русаку. Выделил им машину.
Дня четыре спустя я заехал в Чижевичскую школу. Завуч Александр Русак поздоровался со мной и спрашивает:
— Василий Иванович, когда мы с Дубровским вышли у вас из доверия?
Слышу: в голосе его и укор, и удивление.
— С чего это вы решили?
— Да вчера встретил бригадира тракторной бригады, где мы с Дубровским проводили собрание. Он говорит: «Василий Иваныч был вчера, интересовался, как прошло собрание, о чем говорили». Вот мы с коллегой и хотим узнать: отчего такое недоверие?
Русак был человек довольно скрытный, и если уж так заговорил, значит, сильно разобиделся.
Я положил ему руку на плечо и улыбнулся:
— Это не к вам недоверие. Это я не хочу потерять доверие к самому себе. Какой же из меня будет руководитель, если я не проверяю выполнения поручений?
Да, проверка у нас была налажена строго. Взял обязательство? Голосовал за него на собрании? Дал слово? Будь добр, выполняй! Не выполнил — на очередном производственном совещании ожидай «прочистку» от своих же товарищей по работе и, конечно, от начальника политотдела, директора.
Меня считали требовательным, я это знал. Но прежде всего я был требователен к себе: чуть не сутками пропадал на работе, домой заглядывал только поесть. Ночью старался выкроить часок, чтобы почитать книжку. И сознаюсь: считал себя вправе спрашивать и с сослуживцев много.
