Вскоре пришла Алевтина. С ней был небольшой узел.
Шофер открыл дверь в кабину.
— Я тоже в кузов, — не глядя на отца, сказала Алевтина. — Мне наверху способнее.
Шофер понимающе улыбнулся и захлопнул дверцу.
Машина круто взяла с места и выехала за деревню.
Ветер бил в лицо запахами сохлой травы, полынной горечи, перепаханной под зябь земли.
Сразу за деревней Алевтина отдала узел Павлу, сказала:
— Это тебе. Поесть немного, кастрюлька, тарелки, ложка. Надо думать, ничего у тебя нет.
Покосилась на Павла, вздохнула.
— Когда все по дороге валя́т, зачем мне на обочине спотыкаться? Я ведь о коммунизме тоже думала. Он — что такое? Когда всем хорошо, я так понимаю. А это, выходит, каждому — хорошо. А как тебе хорошо будет, коли ты о себе не заботишься? Значит, каждому надо за свое счастье драться. Только локтями никого не пихай. Не прежнее время. Так ведь? А по-другому как?
— Счастье, оно тоже разное, Аля.
— Ну, я понимаю: кому — свиной хрящик, кому… Так что ж ты от меня хочешь?
Павел смутился:
— Нет, ничего.
Магеркина покачала головой, усмехнулась.
— Ты о чем? — спросил Абатурин.
— О чем?.. Блажной ты какой-то и не понятный мне.
Помолчала немного, вымолвила, будто соображала вслух:
— Нравишься, а любви нет. Может так быть?
Сама себе ответила:
— Может. А то разве выпустила б тебя из рук?
Прижалась на миг к Павлу, легонько оттолкнула от себя:
— Прощай, Паня. Всяко в жизни случается.
Постучала в кабину. Шофер остановил машину.
— Деньги я дома забыла. Вернусь. Езжайте одни.
В Магнитке Абатурин пришел в общежитие, где жил до армии.
Парни тут все были незнакомые, совсем молоденькие. Они долго советовались, как поступить, и, наконец, устроили Павла на одной из незанятых коек.
— Ты утром пораньше соскочи, — говорил ему сосед по кровати. — Хозяин со смены придет.
Павел поднялся затемно, застелил койку и, сунув чемодан в угол, пошел в контору.
Начальник отдела кадров долго осматривал его документы, без смущения сличал фотографии на них С лицом Павла и напоследок сказал весело:
— Повезло тебе, Абатурин. Рад за тебя. Где ночевал?.. В первом. Ну, мы тебя в десятое пошлем. Комната, как игрушка. Четыре койки. Две свободные. Занимай любую.
И вздохнул:
— Я лично в бараке жил. Сорок душ на комнату. Пять градусов Цельсия. В первую пятилетку.
Покусал кончики усов, подмигнул:
— Впрочем, ничего жили. Весело. Дай бог всем.
Он позвонил в жилищный отдел, договорился о койке в общежитии и, крепко потряхивая на прощанье руку, попросил:
