Через час Андрей уже носил воду из колодца двумя огромными ведрами в баньку, которая торчала на краю огорода.
Федор возился с печкой железной бочкой, обложенной плоскими камнями.
Умаявшись, Андрей присел на порожек и стал смотреть, как Федор, отворив дверцу, шурует короткой кочергой, и отсвет падает на его сосредоточенное лицо.
Впервые ему захотелось сказать что-то хорошее этому непонятному человеку, но он промолчал и, подхватив ведра, принялся наполнять водой вторую бочку, которая заняла весь угол между полком и дверями.
Разделавшись с водой, Андрей пошел в избу и растянулся на раскладушке поверх одеяла.
В предвкушении бани настроение было кипучее.
Обвел деятельным взглядом комнату, не зная, на чем бы остановиться, и вдруг заметил на краю буфета большую черную книгу.
Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка.
Устроившись поудобнее, он принялся за книгу – и обомлел от одного названия: «Нюрнбергский процесс».
Вот дедуля дает!.. На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает… А днем бабка иногда заглянет – картинки посмотреть…
За дверями послышался голос Федора.
Андрей успел положить книгу на место и притворился, что дремлет.
За приотворившейся дверью послышалась сбивчивая речь хозяйки.
– Не пущу! – говорила она еле слышно, с каким-то присвистом. – Забыл, окаянный, что ли, как прошлым разом еле очухался?.. Забыл?..
– Да я самую малость, – оправдывался Федор, – ей-богу, самую малость.
– Пеняй на себя, если упаришься, злыдень…
Хозяйка еще что-то быстро прошептала, и голоса стихли.
В комнату, тяжело ступая, вошел Федор.
– Почти поспела, банюшка родимая, – сказал он умиротворенно. – А баба моя портков чистых не дает, совсем тронулась.
– На меня мать тоже всегда ворчит, когда мы с друзьями париться ходим…
Андрей сел по-восточному, скрестив ноги.
– Квартира, мол, благоустроенная, а ты по баням шляешься, всякую заразу собираешь!
– То-то и оно… А вареники с картошкой все равно будут…
