Утром, открыв глаза, Андрей долго смотрел в потолок, и что-то в его ровной беленой поверхности не давало сосредоточиться, мешало вспомнить вчерашний день и вечер.
И вдруг понял, что ему не хватает лампочки, которая бы висела на шнуре.
Потолок без этой простой электрической лампочки выглядел безобразно, как лицо без носа.
Мотнув головой, Андрей посмотрел на часы.
С ума сойти, почти девять… Семен Карпович, наверное, давно уехал… И почему не разбудил?.. Через неделю обещал вернуться… Ох, и длинной покажется неделя!..
Раскладушка заскрипела – Андрей сел, спустил ноги на пеструю мягкую дорожку и стал оглядывать комнату.
Зеркало, в котором вчера отражалась тусклая лампа, белые занавески на окнах, массивный бок русской печки.
По стенам какие-то фотографии и картинки из журналов. Много поблекших от времени фотографий, но попадаются свежие, глянцевые.
Должно быть, про одну из них предупреждал Семен Карпович…
Андрей прислушался.
В доме тишина, и лишь где-то на улице слышны голоса.
Торопливо поднялся, не одеваясь, подошел к ближней стене и стал рассматривать снимки.
На одном из них он узнал молодого Семена Карповича в гимнастерке с двумя «Славами».
Фотографии были собраны тесными группами под стеклом, в обычных рамках, и только одна маленькая висела особняком.
Сначала Андрей увидел на ней раскрытую пасть медведя, но тут же сообразил, что это чучело, возле которого так любят сниматься простаки.
А рядом с чучелом стояла девушка лет двадцати с красивым, но каким-то озлобленным лицом.
Андрей долго изучал ее и пришел к выводу, что фигурка приличная, и ноги не подкачали, и вообще он бы не отказался такую закадрить.
Правда, лицо ее нравилось ему все меньше и меньше.
А фотография-то недавняя… И одета – шик-модерн… Видно, денег на себя не жалела. Скорее всего, внучка – взгляд впрямь, как у Федора, остервенелый… И на что это Семен Карпович намекал?.. Рассердила, наверное, стариков… Или институт бросила, или забеременела, или еще какой фортель выкинула… В целом девочка что надо… Вот бы взяла да прикатила сюда, ради хохмы… А рамочка действительно тонкой работы… Только зачем за ней торчит этот белый бумажный цветок…
Андрею показалось, что стукнула дверь, и он бросился к раскладушке.
Но в доме по-прежнему тихо.
Вдруг стала противна эта тишина, эти чужие фотографии.
Поспешно оделся и вышел в сени.
Там, в полумраке, прислушиваясь, постоял.
Теперь он разглядел, что на балке висело два туго набитых мешка.
Не утерпев, дотянулся до одного из них и ткнул пальцем.
