– Тан л’Мориа, какая честь! – воскликнул старший коронер у операционного стола, вытирая полотенцем руки.
– Не сомневаюсь, господин Тацик!
Лойза Тацик, старший коронер Скоальт-Ярда, высокопоставленный чиновник, которому давно уже нет необходимости самостоятельно проводить вскрытия, но чьи руки все время жаждут любимой практики. Милейший человек, добродушный и набожный, он имеет восхитительную привычку вытирать руки на ходу таким образом, что кажется, вот-вот предложит рукопожатие. Маслянистое и липкое рукопожатие. Маленький пухленький человек с блестящей лысиной и пышными усами, переходящими в бакенбарды.
– Кого вскрывали?
– Да так, одного несчастного! Прикусил язык и захлебнулся, ничего такого!
– Стало быть, интересных дел нет?
– Будет вам, мой тан! Я люблю свою работу, но смаковать различные случаи не могу! Это же так нелепо!
– Мы с господином Варзовым с вами не согласимся. Но раз вам так скучно, почему не займетесь моими мертвецами?
– Вашими? Вы о покойном де Моранжаке, да примет его Все-Отец?
– И о нем, и о его семье, и о слугах. Причина смерти неизвестна. Интригует, не так ли?
– Я приступлю сразу же, как только сюда спустятся маги-криминалисты с разрешением от родственников. Вам же нужно полное вскрытие, не так ли?
– Именно так. Аберлейн, почему они еще не здесь?
– Мой тан, я не могу ответить…
– Ладно, но кто-нибудь поплатится креслом, попомните мое слово! Идем к тану л’Румару!
В подземельях Скоальт-Ярда можно легко заблудиться, но зато в них достаточно места почти для всего, на что хватило фантазии руководства. Например, на небольшую уютную комнату, похожую на дорого обставленный кабинет с красивыми книжными шкафами, теплым светом, деревянными панелями на стенах и мягким ворсистым ковром. Именно в эту комнату мы вошли, предварительно постучав. За огромным столом, накрытым зеленой суконной скатертью, восседал с чашкой чая и раскрытой книгой тэнкрис.
То был крайне необычный тэнкрис, весьма оригинальный. Легче найти на улицах Старкрара человека с тремя руками, чем тэнкриса без талии. Тромгар л’Румар всегда казался мне эдаким лощеным, ухоженным толстячком, излишне плотным, но не обрюзгшим. Круглое лицо, аккуратные бачки, такой же аккуратный пробор в блестящих рыжих волосах. Глаза его были полны ядовитой зелени и древней силы. Я бы сказал, что глаза ему крайне не подходили, не вязались с обликом мягкого домашнего тана, в котором от величия предков осталось разве что родовое имя.
