Было заметно, что он сидит как на иголках. Он крошил тост и всем видом показывал, что хочет закончить разговор как можно скорее. На мой вопрос он буркнул:
— Мне все равно.
Наступила пауза. Люциус сунул в рот кусок тоста, пожевал, с трудом проглотил и запил холодными остатками кофе.
— Я потерял отца задолго до его смерти, — сказал он. — Если он хотел, чтобы все это досталось ей… что ж, пусть достается.
— Даже если его смерть — дело ее рук?!
— Ее рук? — Он склонил голову и посмотрел на меня с сомнением. — У отца было слабое сердце.
— И она это знала!
Мой испытующий взгляд натолкнулся на его равнодушные глаза. Неуклюжий, неухоженный мужчина поднялся, запахивая халат, и пошел к двери. Это был прозрачный намек. Я вдруг сообразила, что он опять заикается — привычка, исчезнувшая со смертью отца.
— Мы с Б-бекки собираемся вернуться во Ф-флориду. Держи меня в ку-ку-ку… короче, пиши!
Он открыл для меня дверь в узкий, цвета плесени коридор, и по его взгляду, по всей позе я поняла, что для него эта история уже закончилась. Я надеялась, что местью нелюбимого сына против деспотичного отца станет судебный иск, но он отомстил более жестоко. Ему было глубоко плевать, убит его отец или умер естественной смертью, главное было то, что он в могиле и больше не вмешивается в его жизнь.
Пришлось со смирением принять тот факт, что иск от моего имени обойдется слишком дорого. У меня было время поразмыслить, прикинуть и оценить истинные размеры случившегося. Я начала сомневаться в том, что раньше казалось само собой разумеющимся. Возможно ли, что Люциус всю жизнь скрывал от меня свое истинное лицо? Или я каким-то образом сама навлекла на себя беду? Я не замечала его недовольства и тем самым мостила для Моники дорогу в его постель?
Только теперь мне вспомнились слова матери: «Будь осторожна, Джоли Энн. История повторяется».
Кому, как не мне, было знать, что Люциус способен на чувственную одержимость. Когда-то его великой страстью была я. Если разобраться, я поставила точку на его браке с Рут точно так же, как Моника — на моем, только Рут сошла со сцены, умерев именно тогда, когда это было наиболее кстати, и дала мне возможность занять ее место. Люциусу и Монике трудно было надеяться, что я буду столь же покладистой.
Но как Моника сумела так далеко зайти? Что такого в этой французской штучке? Каким способом ей удалось так околдовать Люциуса, что после всего лишь двухмесячной связи ей досталось больше половины состояния? Он ведь был далеко не олух. Наоборот, трудно было найти более практичного человека, когда речь заходила о деньгах. Люциус расставался с ними только в том случае, если видел выгоду. Чтобы изменить завещание, одной забавы ему было мало. Осторожный, всегда скептически настроенный, он без труда вычислял тех, кто зарился на его деньги, и относился к ним разве что с презрением. «Говорят, деньги можно подхватить, как грипп, — любил он повторять. — Только не от меня!» Люциус не знал, что такое великодушие, и давал только в обмен.
