Наша беседа не всегда проходила на возвышенной и благородной ноте. Помимо прочего, мы сплетничали, причем Моника говорила о Бромирах только хорошее, особенно о Дике, в то время как многие близкие друзья уже поставили на нем крест. К примеру, из утренних звонков следовало, что хотя вчерашний вечер считают удачным, он останется в памяти как лебединая песня Дика.
Мы все еще были погружены в разговор, когда на террасу вышел Люциус. Он был в кое-как наброшенном купальном халате и направлялся к бассейну. За ним тенью следовал Каспер, по совместительству шофер и сиделка, почти квадратный, с руками-лопатами и широченным дубленым лицом. При виде Моники Люциус поспешно запахнул халат, чтобы скрыть оставленный операцией шрам. Хотя кожа его висела складками, как у слона, и походку трудно было назвать пружинистой, аура величия оставалась при нем.
— Как дела, дорогой? — осведомилась я.
— Я обошел Гила на девятой лунке, и теперь он кусает локти.
— Познакомься с моей новой подругой графиней де Пасси.
Люциус подошел, и они с Моникой обменялись рукопожатиями.
— Мы уже немного знакомы, — сказала она. — Вчера нас представили друг другу.
— Присоединяйся, — предложила я мужу. — Хочешь чего-нибудь?
— Умру, если не выпью кофе. — Люциус вскинул руку, пресекая неизбежные возражения. — Я помню, помню! Без кофеина. — Он повернулся к Монике. — Она следит за мной как ястреб.
Я попросила Каспера принести еще и графин охлажденного чаю.
— Ну и чему две интересные женщины могут посвятить целое утро? — поинтересовался Люциус.
— Мы с миссис Слейтер совершили тур по вашему изумительному поместью, — ответила графиня, — а потом отведали самого упоительного омара, какого мне только доводилось пробовать, и самое изысканное белое вино, какое только приходилось пить.
— Вижу! — Люциус со смешком указал на пустую бутылку.
Затем он откинулся на стуле с заложенными за голову руками и устремил взгляд к безоблачному небу.
— Что за день! Божественный, да и только. На гольфовом поле была просто благодать. Единственное достоинство тяжелой болезни в том, что все хорошее начинаешь ценить вдвойне. Гил упоминал, что у вас есть Моне на продажу, — вдруг сказал он. — Возможно, он подойдет к моим импрессионистам. Можно будет взглянуть?
— О, я ни за что не предложила бы эту картину вам!
— Отчего же?
— В самом деле это Моне — по крайней мере если судить по подписи. Боюсь, однако, в тот день у него была мигрень.
Мы засмеялись, все трое, и я заметила, что Люциус в упор разглядывает Монику. Этот взгляд был мне знаком. Мой муж был заинтригован. Меня порадовало, что удалось его развлечь.
