— Оленька, — жалобно сказала Соня, если Грише нос осколком срубит…
— И без носа сойдет, — перебила Нюра. И предложила: — Давайте лучше, девчата, чай пить, мне Бобров банку фашистского эрзац-меда принес, хоть фальшивый, но все равно сладкий.
Хозяйничая за столом, Нюра говорила:
— А все ж таки это смешно, девчата, война, а мы о своем, будто войны нет. Спорим, каждый свое доказывает. А не соображаете — кого-нибудь из нас или из них, наших мужчин-ухажеров, стукнет, и все будет перепланировано совсем иначе, как обстановка прикажет. Это когда в мирное время мечтаешь и согласно мечте поступаешь, все может получиться как хочешь. А война может все перетасовать, и кому чего выйдет, совсем неизвестно. Вот пьем сейчас чай с медом, это факт. А про все остальное только разговоры для отдыха. — Спросила у Нелли. — Отец твой сейчас где?
— В дальней бомбардировочной.
— Чего же он Берлин не трогает?
— Он летал, еще в самом начале войны, несколько бомб бросил.
— Несколько! — сердито сказала Нюра. — Надо все туда сваливать. — Усмехнулась: — Вот Бобров рассказывал: он с Лебедевым когда партизанил, так из снайперской винтовки два «юнкерса» прямо на земле запалил зажигательными пулями. Как дал по бакам, устроил фашистам пожар. Все засветилось. Вот ты, Оленька, ленинградка, ты должна быть самая из нас беспощадная к фашистам. И откуда у тебя сила духа взялась ихнего подраненного офицера выхаживать да еще тащить на себе? Я бы на твоем месте его прямо своими руками задушила.
— Его Лебедев взял в машине полевой рации, код и шифр хотел узнать.
— И как?
— Ну я уговаривала. Сказала, что ленинградка. Письма даже прочла от знакомых. Они писали, как мои все от голода умерли, все.
— А фашист что?
— Я ему его родственников фотографии, которые мы из его кармана вынули, показываю, спрашиваю: «Вот если б они так, как мои, все умерли, как бы вы с нами поступили, если о в таком, как вы сейчас, положении оказались?» Отвечает: «Повесил».
— А ты цацкалась?
— Цацкалась! Перевязала. Все индивидуальные пакеты на него истратила. Потом, говорю, можете к своим уходить. Вас ваши же повесят. Соврала, будто Лебедев у другого пленного шифр и код узнал. И теперь мы передадим по громкоговорителям, что он, этот офицер Грюне, нам все сообщил и за это его отпустили. Он и свял.
— Молодец, ловко его запутала! — одобрила Нюра.
— Когда этого Грюне мы к себе вывели, доложила Лебедеву, на чем фашиста поймала. Лебедев нахмурился и потом на допросе прямо ему сказал, на чем он попался, и заявил, что подобные методы считает скверными, недостойными. Грюне даже растерялся от того, что ему сказал Лебедев, ну а потом на дальнейшем допросе сообщил, что он меня тоже обманул, старый, снятый код и шифр сообщил, а вовсе не действующий.
