— Но у тебя же оружие.
— Оружием зверя трогать нельзя. Только фрицев. Сидела всю ночь в яме, нож в руке держала. Ножом можно, от ножа шума нет. Через двое суток наши пришли. Послала шифровку. И все. Обратно тоже ночью улетели. Ничего, красиво, как в детской сказке. Я даже мечтала.
— А Бобров?
— Вот, — с гордостью произнесла Нюра, — глядите, какая зажигалка! Трофейная. Я ему осторожно сказала. Не знаю, понял он мой намек или нет. «Вот, — говорю, — если б ты моему отцу такую принес, это ему радость, на ветру не гаснет, он бы тебе за нее что хочешь отдал бы». И нарочно глаза опустила, чтобы понял, как я смущаюсь.
— Ну и как?
— Никак, — вздохнула Нюра. — Взял свой платок, вытер мне им губы и велел больше не мазаться, только и всего. А когда я его индивидуальным пакетом бинтовала и свое лицо совсем ему близко подставила, ноль внимания.
— И сильно его ранили?
— Если б сильно, разве я тут была б? — рассердилась Нюра. — Ткнули ножом, и все. Бобров всегда наперед других лезет. Брал «языка», а тот его и пырнул. А мы этого фашиста целенького пассажиром на самолете потом везли. Я даже на него ни разу и не посмотрела, такая злость была, еще мог и инфекцию Боброву занести.
То, что Соня Красовская влюбилась в лейтенанта Григория Петухова, на ближайших ее подруг, связисток, не произвело особого впечатленья. Даже после того, как Соня, волнуясь, поведала им об этом.
Нюра Хохлова сказала рассудительно:
— А что! И правильно. С другим ходят и ходят, а что он за тип, по одним словам еще неизвестно. Но вот если в беде себя показал — вполне надежно! Наши рыбачки о парнях как судят? Не по тому, как на земле форсят, а как в шторм на море себя показывают.
Нелли Коровушкина заметила равнодушно:
— В сущности, Нюра права, человеческая личность выявляется в трудностях, и с точки зрения общественной такой выбор не может вызвать отрицательного отношения, хотя я лично все эти бабские эмоции на фронте не одобряю.
Нелли, как она рассказывала, выросла «в толпе мужиков». Мать умерла рано. У Нелли было пять братьев с незначительной разницей в возрасте. Она говорила о них снисходительно:
— Все в мать — черненькие, малорослые, шумные, всегда что-нибудь переживают. Только я одна в отца — рослая, рыжая. Когда они маленькие были — лупила, подросли — командовала. Отец летчик-испытатель. Шили при аэродроме. У отца нервы отсутствовали и у меня тоже. Поэтому он только мне доверял. Баб я вообще не люблю. Может, оттого, что не хотела, чтобы отец снова женился. Подмечала у знакомых женщин только плохое, хотя среди них были и хорошие. У отца был друг — бортмеханик.
