Правильно говорится: тяжело в учении, легко в бою. Огнеупорность воина — это не только бесстрашие, но и умение умно владеть собой и огнем.
Если во фронтовой обстановке главная задача — выявить у противника слабые стороны и ударить по ним, то здесь, в учебном городке, оборонительная полоса со всеми препятствиями хотя и была копией обороны противника, но копией более усовершенствованной в расчете на то, что к моменту нашего наступления противник может исправить обнаруженные нами недостатки в его обороне.
И полосу усиливали всевозможными препятствиями, предполагая, что не все средства противника удалось обнаружить разведке.
К этим занятиям у ротного командира Петухова и комбата Пугачева проявились два разных подхода.
Петухов стал жестким, суровым к своим подчиненным, непреклонно властным, нетерпимо требовательным, полагая, что если над человеком не висит смерть, то все его помыслы должны быть полностью сосредоточены на армейской работе и тут не может быть ни пощады к упущениям, ни снисхождения, особенно к тем, кто имел устойчивую репутацию отважных бойцов и к кому во фронтовой обстановке он проявлял обычно нескрываемую симпатию и даже иногда допускал поблажки.
Петухов знал по себе: если рядом с тобой падают изуродованные ужасающими ранениями люди и животно хрипят, умирая, преодолеть это душевно значительно труднее, чем даже боль собственной раны.
Бывало, он, получив ранение, продолжал командовать, испытывая при этом даже какой-то особый духовный подъем оттого, что он, раненный, продолжает оставаться в строю, внушая солдатам пример стойкости и в то же время как бы возвышаясь над собой оттого, что он терпит боль, превозмогая себя и как бы самому себе сдавая экзамен на стойкость.
Но вот, испытывая душевную муку от гибели солдата, чтобы преодолеть эту затуманившую мозг муку другого и дальше быть способным расчетливо и точно руководить боем, нужно, чтобы все этапы боя были заранее словно отпечатаны в мозгу, и они властно, как бы сами по себе, исходили из сознания с той заученностью, с какой опытный солдат передвигается перебежками по полю боя, залегая то в одну, еще горячую от разорвавшегося снаряда воронку, то в другую.
Петухов знал не хуже Пугачева, что учения, как бы они ни были приближены к будущему реальному бою, все равно не могут быть полностью, детально воспроизведены в бою. Но при всей изменчивой обстановке в ходе боя некоторые обстоятельства можно будет подчинять новым, испытанным в учениях приемам ведения боя.
