И та бережная вынужденная скупость на мощные огневые средства, с какой велись бои в первый год войны, существовала в сознании Пугачева, и вызов их он воспринимал как призыв о помощи, а не как разумное использование того, чем армия обладала теперь в изобилии, и перед каждым командиром отчетливо встала необходимость умело овладеть этим могуществом огня и металла, а не только духовным могуществом солдат, способных совершать, как всегда, величественные подвиги отваги и героизма.
Поэтому не случайно разгорелся спор Конюхова с Пугачевым о сорок первом годе, и Конюхов озабоченно думал, сумеет ли Пугачев преодолеть в себе то, что могло опасно выступить против самого комбата Пугачева.
23
Пугачев выслушивал советы Конюхова всегда внимательно, но редко когда ими пользовался.
— Мой принцип какой? — говорил Пугачев, не то усмехаясь, не то щурясь на свет. — Не выпендриваться. Если мыслей глубоких нет, ну что ж, соображения имеются. Вот ты, Конюхов, душестроитель. Такая у тебя по твоей склонности специальность, к каждому ты пристаешь, чтобы получше был. Каждого ты, как банщик, отмыть желаешь, чтобы он чистенький, светленький был. Копаешься в моих людях, найдешь экземпляр бесподобной душевной красоты и восхищаешься, как картиной, и от меня требуешь, чтоб я им любовался. А ты пойми! Если я хорошего солдата не хуже тебя знаю, то что делаю? Этому хорошему, как самому надежному, первому приказываю быть там, где всего опаснее. Ясно? И чем он лучше, тем мне тяжелее, когда я его теряю. Ты это понять можешь? Ты вот утверждаешь: сейчас мы должны жить не двумя временными измерениями — прошлым, настоящим, а главное, по-твоему, — будущим. Так ведь умереть, когда вот она, на носу, победа — страшнее. Да еще раздразненным будущей жизнью всех сроднившихся, как никогда, на войне в этаком прекрасном братстве.
Мне же после всех этих твоих посулов в бой солдат вести — в смерть. А ты им внушаешь: как жизнь хороша, и жить будет хорошо, и каждый будто из нас бесценное для всего человечества сокровище! Вот и будет каждый себя беречь — как все равно банку с вареньем, а нам еще воевать.
— Воевать! Но за что? За свою землю, за свою жизнь! Но ведь теперь мы способны принести многим другим народам освобождение. И многие освобожденные нами страны станут другими. Кто там придет к власти? Народ. У них такая же революционная ситуация будет, как у нас в Октябре.
— Так ты что? Лозунг подсовываешь, как в гражданскую: «Даешь мировую революцию!»
