Они шли рядом. Петухов вежливо нес сапоги Сони с вложенными в голенища портянками, она шагала босиком.
И вдруг Соня, охнув, со стоном опустилась на землю, ухватила ногу, в которую вонзилась колючка, в глазах ее появились слезы.
— Больно. Смотри, даже кровь.
— Я сейчас, сейчас, — говорил Петухов, присел и, взяв ее ступню в руку, ухватив ногтями, выдрал колючку.
— Покажи, — потребовала Соня, и приблизила к нему свое горячее, мокрое от слез лицо, и тут же торжествующе объявила: — Ты же целовался, целовался, эх ты — тип! — Встала и, глядя на него, сконфуженного, спросила строго: — Значит, можно, да? — Положила на плечи ему руки, закрыла глаза.
Петухов осторожно поцеловал ее в уголок рта, ощущая губами, как вздрагивают ее губы.
— Нет, — хрипло сказала Соня. — Руки, руки убери! И затем, отступив на шаг, осмотрела его так внимательно, словно впервые увидела. — Может, я и буду жалеть, но еще больше буду жалеть, если все у нас будет сразу. Ты понял? — спросила она.
— Я думал, ты сильнее рассердишься, — робко сказал Петухов, — а ты вот не сердишься.
Потом они снова вернулись к дереву, на котором сидели прежде, и, усевшись тесно рядом, стали говорить уже с несдерживаемой жаждой, говорить о чем попало. Соня потрогала култышку на укороченном пальце левой руки Петухова, сказала:
— Смешно, как куцый хвостик собачки.
— Это мне попало, когда еще солдатом был, — объяснил Петухов. — В первом же бою попало. Заскочил в траншею, а он меня прикладом хотел по голове, я и заслонился винтовкой, ну он мне два сустава на пальце и отбил, как топором все равно.
— Больно было?
— Не больно, а стыдно, что растерялся, в испуге от него винтовкой заслонился, вместо того чтобы штыком.
— А ты его убил?
— Нет, товарищ выручил, а я, как идиот, только на пальцы дул, ошалел от боли и дул, и винтовку свою выронил.
— Зачем же ты про себя плохое мне рассказываешь?
— Но ты про палец спросила. Так что ж, я врать должен?..
— Про тебя говорят — ты храбрый.
— Не храбрый, а привык, выучился.
— Только и всего?
— Нет, почему же? Как все, так и я.
— Капитан Лебедев говорил — у тебя рота лучшая. Почему лучшая? Потому что ты хорошо командуешь.
— Командуешь! — иронически произнес Петухов. — Если только командовать, так для этого ничего не требуется, кроме горла. Приказ отдать, зная, что каждый знает, как его выполнить, — вот это другое дело. А рота у меня лучшая, потому что в ней самые лучшие люди собрались.
— Значит, и ты лучший?
— А я от них набрался. Смотри, на каких повезло. Вот, скажем, Егоров, ручной пулеметчик.
