— Подумаешь, задание, — снисходительно произнесла Нюра. — Смотаться туда и обратно пассажиркой на самолете, принять в партизанском отряде на свою рацию сигнал и обратно со всеми удобствами.
— Но их же сбили!
— Так и здесь могут в самом штабе с воздуха накрыть. И она вышла не одна, а с лейтенантом плюс любовь, — почти пропела Нюра.
Отчетливо ступая на каблуки, прошагала к столу старшина Солнцева. Статно села на скамью, чуть морщась от боли в спине, спросила, строго сводя белесые брови:
— Ты зачем, Хохлова, свой розовый и синий трикотаж на самом виду вывесила?
— Я же веточками замаскировала, значит, вовсе не на виду.
— Странно, откуда у фронтовички такое неположенное белье?
— Из дому, — сказала Нюра. — Те, кто еще на финской были, советовали шелковое — против вшивости.
— Ив тыл так наряжаешься? Для кого?
— Для себя, чтобы уютней было.
— Ох, Хохлова, смотри!
— Уж как я себя, товарищ старшина, берегу для мужа, дальше некуда.
— А кудельки зачем опять накрутила?
— Для красоты!
Тебе же гладкие идут, на прямой пробор. Такая была бы Аленушка лесная.
— А я девушка морская.
— Ох и языкастая ты!
— У нас в поселке все такие. — И вдруг скромно спросила: — Тамара Ивановна! Я на фрицевских фотографиях женские прически видела: назади валик, вверх поднят и словно петлей закручен. Как вы думаете, мне такая пойдет?
— Да ты знаешь, какие они фотографии при себе носят неприличные, а ты смотреть! — возмутилась Солнцева.
— А в чем дело, не мужчины же, а женщины без всего.
— Так это же порнография! Коровушкина! Ты слышишь, что тут твоя комсомолка порет?
— Вы ей не верьте, это она просто за белье обиделась, и не ее оно, а в тылу кому-то обещала, кто у них работает.
— Все равно, зачем развязно разговаривает со старшей по званию?
— А для меня все старшие, кто меня умнее, — заявили Хохлова. — Вот у нас в колхозе бригадир рыболовецкой флотилии такой моряк, второго не сыскать, а перед механиком первым зюйдвестку стаскивал и кланялся чуть не в пояс, потому что, если мотор не в порядке, даже в штиль дальше двадцати миль на веслах не уйти от берега.
— Еще что? — сухо спросила Солнцева.
— А еще у нас есть моряцкая примета: если человек три раза тонет и ни разу не утонет, то, значит, до конца жизни в море смерти ему не видать, на таких у нас всегда даже на любой лучший баркас спрос, даже если он рыбак никудышный, но при нем счастье есть.
— Ну ладно болтать! — прервала Солнцева. И все-таки пожурила Хохлову: — Не пойму, не то ты простушка добродушная, не то хитрая.
