Папа с открытым ртом выглядывает из окна, обдумывая эту идею. Или это всего лишь несущая частота? Нет, не в этот раз.
– Почему бы и нет? У меня еще осталось для него место.
Они оба заказывают яблочный пирог. В гущу стянув свои брови, Папа разглядывает кусочек ванильного мороженого на пироге.
– Моя жена когда-то подавала его с жирными сливками. Ее звали Дори. Сокращенно от Дорин. Прямо как в “Клубе Микки Мауса”. “Привет, привет, привет, приветствуем вас от всей души”.
– Я знаю, Пап. Доедай.
– Ты – Дуги?
– Ага.
– Серьезно? Не шутишь?
– Нет, Пап, я – Дуги.
Его отец поднимает капающую ложку с мороженым и яблоками.
– Мы с тобой ходили, да?
– Куда?
– По домам, в костюмах Бэтмена и Робина на Хеллоуин.
Сандерсон удивленно смеется.
– Это точно! Мама сказала, что я глупым родился, но вот тебе оправдания нету. А Регги обходил нас десятой дорогой. Ему это все было противно.
– Я был пьян, – говорит Папа, и начинает есть свой десерт. Когда доедает, указывает на что-то за окном и говорит, – Взгляни-ка на этих птиц. Как там они называются?
Сандерсон смотрит. Птицы толпятся около мусорного бака на парковке. Еще несколько сидят на ограде за ним.
– Это вороны, Пап.
– Господи, да я знаю, – говорит Папа. – Раньше ворон было не встретить. У нас была пневматическая винтовка. Слушай-ка сюда. – Он наклоняется вперед с деловым видом. – Мы раньше бывали здесь?
Сандерсон на мгновение задумывается о присущих этому вопросу метафизических возможностях, и говорит:
– Да. По воскресеньям мы почти всегда сюда приезжаем.
– Что ж, это замечательное место. Но я думаю, что нам лучше возвращаться. Я устал. И мне нужно сделать еще кое-что.
– Вздремнуть.
– Еще кое-что, – говорит Папа, и настоятельно смотрит на него.
Сандерсон жестом просит принести счет, и пока он оплачивает его, Папа, глубоко засунув свои руки в карманы, бредет к выходу. Сандерсон поспехом хватает сдачу и вынужден бежать, чтобы словить дверь, прежде чем Папа сможет выйти на улицу.
***
– Это была отличная ночь, – говорит Папа, пока Сандерсон пристегивает его ремень.
– Какая ночь?
– Хеллоуин, олух. Тебе было восемь лет, это был 1959 год. Ты родился в пятьдесят первом.
Сандерсон восхищенно смотрит на своего отца, однако старик глядит прямо перед собой, на дорогу. Сандерсон закрывает дверь для пассажиров, спереди обходит свой “Субару” и садится в него. Они молчат еще два или тра квартала, и Сандерсон полагает, что его отец уже все забыл, но это не так.
– Когда мы добрались до дома Форестеров у подножия холма – ты ведь помнишь холм?
