— Трусости?
— О да! Ты не знала? Самые выдающиеся примеры отваги происходят из-за приступов безнадежного, отчаянного страха, когда сознание совершенно парализуется от ужаса и перестает воспринимать угрозу трезво. Мама, крыса, загнанная в угол, невероятно опасна. Или ты этого не знала? — Хмыкнув, спросил Император.
Мария Федоровна внимательно посмотрела на сына, с подозрением прищурившись. Но, не дождавшись развития темы, едва заметно фыркнула, переключаясь на смежную.
— Ты считаешь, что они виновны?
— Воронцов-Дашков и Влавский?
— Да.
— Безусловно. Кроме того, кого-то нужно скормить толпе. Почему не их?
— Потому что они положили свою жизнь служению твоему деду и отцу. Нельзя вот так взять и все перечеркнуть.
— Мама, они целенаправленно испортили мою коронацию. А тебе ли не знать, как много это значит для простых людей? Особенно в наши дни. Этот мистицизм и символизм стали совершенно невыносимы. Опийные безумцы всюду бегают и бредят своими навязчивыми идеями, смущая честный люд.
— Ты не знаешь наверняка, нарочно они так поступили или случайно.
— Ты шутишь? Мама, я это знал в Санкт-Петербурге… еще до Рождества. При том подходе, которым они вели это дело, ничего хорошего выйти попросту не могло. Если я во что-то не вмешиваюсь, не значит, что не приглядываю. Они хотели оступиться. Я дал им эту возможность. Тут же, когда я ходил по больницам, много общался с простым народом… слушал… спрашивал… уточнял…. И знаешь, что все в один голос сказывают?
— Что?
— Будто бы эти мерзавцы ни черта не делали! Понимаешь? Деньги взяли, а дела не сделали! Может быть они и отцу с дедом также служили? Чувствуется хватка, опыт, навык. Или, скажешь, нет?
— Жениться тебе надо, — тяжело вздохнул, констатировала мать. — Найти женщину, чтобы гасила в тебе эту злобу, что проснулась после крушения поезда. Чтобы повзрослел уже наконец и о другом думал, о семье, а не об этих мелочах.
— Боюсь, что сейчас это невозможно, — холодно произнес Император, чрезвычайно раздраженный словами Марии Федоровны. Ей-то, понятно, было бы очень выгодно, чтобы сынок занялся семьей и не мешал ей править. Впрочем, очень быстро поборов свое раздражение он поинтересовался. — Или ты кого-то мне присмотрела?
— Присмотрела. Очень достойную девушку. Дочь графа Парижского, главного претендента на Французский престол — Елену Орлеанскую.
— Вот как? И зачем она мне? — Со снисходительной улыбкой поинтересовался Николай.
— Что значит, зачем? — Опешила Мария Федоровна от такого вопроса.
