Завхоз рассказывает нам, что Цареградский три дня тому назад вернулся с Колымы, он ходил в маршрут до местности Санга-Талон — «Новые Луга», а сейчас ушел к вершине реки Бахапчи и вернется дней через пять.
В записке, адресованной мне, Цареградский сообщает, что есть сведения о прибытии в бухту Нагаева экспедиции Билибина и что нам придется сплавляться по Колыме до базы экспедиции.
* * *
— Все, что боится воды, — коллекции, карты, полевые и пикетажные книжки, инструмент — пойдет на лошадях в обход порогов, — говорит Валентин Александрович Цареградский, затягивая ремни на последнем ящике. — Думаю, почти уверен, что вы сумеете перевалить через эту гранитную цепь, — говорит он мне не совсем уверенным тоном, — а нас через пороги на плоту сплавит наш знаменитый лоцман Степан.
— Конечно, как-нибудь проплывем! — откликается тот.
Мы трогаем лошадей.
— Счастливо перебраться через хребет. Будем вас ждать за порогами, — кричит нам вдогонку, махая рукой, Мария Яковлевна.
Я смотрю на высокий гранитный хребет и нащупываю глазами пологие темные контуры хребта, места контактов гранитов со сланцами, зная по опыту, что только там возможен перевал.
— Однако, дороги нет. Назад вернемся, — уверенно говорит Винокуров, закуривая трубку.
— Перевалим! — успокаиваю я его и себя.
— Ой, не знаю, как мои старые ноги перенесут меня через эти проклятущие горы, — сокрушается Пятилетов.
— Знаешь что, дед, — обращаюсь я к нему, — оставайся здесь, в бараке, караулить груз. Первой зимней дорогой мы вернемся сюда, будем продолжать разведку.
— Да как же я тут один останусь? — сморщенное лицо Пятилетова расстроено.
— Ну что тебе, старому волку, впервые что ли оставаться в тайге одному, — стали вдруг уговаривать старика Иван и Михаил, боясь, чтобы не оставили их.
Старик замолчал. На следующий день со слезами на глазах он прощается с нами.
В душе мне жаль Пятилетова. Но кого-то надо оставлять, а он аккуратный, честный и опытный таежник и больше других здесь на своем месте.
По сланцевой насыпи зигзагами упорно лезем вместе с лошадьми к перевалу. Легкие, кажется, разрываются от напряжения, но метр за метром мы поднимаемся все выше.
Вдруг неожиданно сланцевая осыпь начинает с шумом двигаться, и мы с лошадьми ползем вниз. И снова, на этот раз уже осторожнее, карабкаемся кверху.
Наконец и люди и лошади, тяжело дыша, потные, стоят на гребне перевала, обдуваемые холодным осенним ветром. Анероид-высотомер показывает 1150 метров. Пасмурно. С запада движется темная дождевая туча, солнца не видно. Быстро начинает темнеть. Поправляем вьюки. Каюр Винокуров смотрит на спуск, заросший внизу густым стлаником. Он значительно круче, чем только что преодоленный подъем. Каюр укоризненно качает головой.
