Самые крупные из них, такие как госпиталь Лиденьеле, уже давно были заполнены до отказа. Они притягивали сотни людей, воинов и мирных жителей, ставших жертвами битв и смертоносных налетов и засад харонцев. Каладрийские посольства, несмотря на усиленные укрепления, сами часто подвергались нападениям черных орд, а некоторые даже были разрушены.
Монастырь в Альдаранше не избежал этой участи. Грифонам не удалось защитить его. Падение империи Грифонов увлекло за собой всех. Прежде чем умереть в страшных мучениях, монахи видели, как их пациентов разрубают на куски.
В Офроте харонцы под покровом ночи проникли в Меловую Башню, жемчужину каладрийской архитектуры, и методично перебили всех жителей. Ужасные крики раздавались в столице Берега Аспидов.
Что же касается Черного Догоса, его монастырь был обязан своей сохранностью исключительно свирепости Драконов, которые несколько дней подряд защищали его, оголив гораздо более важные участки фронта только ради спасения посольства Каладрии.
Отовсюду в каладрийские тихие гавани толпами шли калеки, женщины, прижимавшие к груди заболевших младенцев, плачущие дети, солдаты из разгромленных войск.
К счастью, сама Каладрия оставалась нетронутой. В этом королевстве Волна была столь могущественна, что Темные Тропы оказались не в силах преодолеть ее границы. Святилище снегов оставалось незыблемым оплотом, в то время как его жрецы бороздили Миропоток в поисках умирающих, которых было необходимо вырвать из рук Харонии.
Этой ночью монахам не удалось заснуть. Учение их ордена не могло избавить их от беспокойства.
— Незачем больше здесь оставаться, — прошептал один.
— Море может выбросить других потерпевших кораблекрушение.
— Тех, что с Тараска?
— Слишком далеко.
— Море отдаст нам лишь несколько полуразложившихся трупов…
— …наполовину сожранных.
— Солнце…
— Морские чудища…
— Нужно вернуться в Каладрию.
— Немедля.
— Окончательно.
— Решать должен Отец.
— Мы поговорим с ним завтра утром.
Вдруг в комнате раздалось едва слышное бормотание. Монахи повернулись к Чану. Он беспокойно крутил головой, пребывая во власти нового кошмара.
Один из юных каладрийцев подошел к нему и провел влажной тканью по лбу. Затем ему, кажется, удалось что-то разобрать в невнятном шепоте раненого, и он подозвал товарищей.
— Слушайте!
— Что он говорит?
— Он бредит.
— Нет, вслушайтесь лучше.
Чан принялся тихонько стонать. Отчаяние отразилось на его лице.
— Я… нуэль, — с трудом проговорил он.
— Януэль? — с изумлением повторил один из монахов.
