Но Астарта не приходит.
Хотя папа говорит, что его она навещает каждый вечер.
Эта несправедливость леденит мою душу.
«Почему же она не приходит?»
Я так нуждаюсь в ней, в ее совете. Я ведь прилежная ученица. Но может, я еще слишком несовершенна? Мое тело наверняка еще недостаточно очищено, несмотря на ласки, которыми папа стирает следы, оставленные многочисленными врагами Ваал-Верифа. Может, богам Навуфея все-таки удается запятнать меня, когда я невнимательна?
Папа стоит сзади. Он гладит мою спину кончиками пальцев. Мне холодно.
Я молчу.
РОМАН,[23]
9 октября 2007
У Натана болит голова. Два дня он почти не спал. Несмотря на то что сегодня утром, около 5 часов, он проглотил две таблетки аспирина, кто-то стучит по голове кувалдой с силой и методичностью кузнеца.
Он ненавидит посещения кладбищ, тем более когда приходится хоронить друга. Кладбище в Романе особенно мрачное. Семья, пара чехословацких эмигрантов, приехавших сюда в семидесятые годы, оплакивает свое горе. Когда служащие опустили гроб в могилу, мать начала выть. Она укрылась в объятиях мужа, огромного мужчины с толстыми ручищами. Александр был единственным сыном.
Натан обхватывает голову руками.
Аттила немного опоздал, в глазах пустота. Он до сих пор в шоке от своей находки и от полицейских допросов, длившихся два дня. Подозреваемый № 1, распорядок дня, алиби, страна происхождения, сколько времени прожил во Франции, профессии родителей — он только это и слышит с тех пор, как обнаружил труп в квартире, которую они снимали вдвоем на улице Бак, в самом центре Гренобля.
Он никак не оправится от этого.
Полицейский офицер, считавший себя на редкость проницательным, даже поинтересовался у Аттилы, не румын ли он. Гренобльская муниципальная политика зациклилась на цыганах.
В результате они мерещатся фликам повсюду, и так как последние не отличают испанских и румынских цыган от чешских студентов, Аттиле пришлось выдержать несколько часов особо строгого допроса. Они в конце концов выпустили его из комиссариата: с одной стороны, потому что на момент совершения убийства он уже битый час стоял в очереди в отделе семейных пособий, с другой — потому что настало время полдника, и флики проголодались.
Один инспектор, который был не таким безнадежно ограниченным, как остальные, спросил, чем Александр занимался перед смертью.
В ответ на молчание Аттилы он пробормотал только:
— Мне жаль.
Их оправдывает то, что искромсанный ножом труп привлекает слишком много внимания. Он портит общую картину. Такое нечасто случается с докторантами. Около цыганского лагеря, между свалкой и автомагистралью — еще ладно, но в центре города — это уже форменный беспорядок. Должно быть, местным фликам досталось по первое число. Наверху началась паранойя.
