Случись это в другой раз, Эсмонд ни за что не сел бы играть с ним, но сегодня у него было такое чувство, что его пытаются дразнить, — разве не об этом говорила издевательская ухмылка на лице Сентилла? Может, этот тип думает, что он побоится сесть с ним за стол?
— Благодарю, Сентилл, — сказал Эсмонд и прошел к столу.
Остальные собрались вокруг.
К полуночи толпа зрителей заметно выросла. Воздух так уплотнился, что игроки сняли пальто, галстуки и расстегнули жилеты. По щекам Эсмонда стекал пот. Лицо его выглядело болезненно — все еще сказывались последствия длительных возлияний. Сентилл по-прежнему улыбался той злобной ухмылкой, которая пробуждала в Эсмонде почти мальчишеский задор.
Как бы там ни было, Эсмонд выигрывал. Горка золотых монет рядом с ним неуклонно росла. А вот Филиппу Сентиллу явно не везло. В конце концов, ухмылка исчезла с его лица, и он в ярости сощурил черные как уголь глаза.
В час ночи Эсмонд бросил колоду на стол и поднялся.
— Сдается мне, ты основательно продулся, Сентилл, — удовлетворенно сказал он.
Оба они за время игры изрядно выпили. По Эсмонду это было почти незаметно, но Филипп от выпитого едва ворочал языком.
— Везет же тебе, Морнбьюри… — сквозь зубы процедил он.
— Я бы этого не сказал, — ответил Эсмонд, застегивая жилет.
— По крайней мере, в картах и на дуэлях… — насмешливо добавил Сентилл. — Вот разве только с женщинами… — Он развел руками.
Все недоуменно застыли. Кто-то за их спинами прошептал:
— Чтоб ему пусто было, этому Сентиллу! Болтает невесть что…
— И на какую женщину ты намекаешь? — ледяным тоном спросил Эсмонд.
Филипп уже встал. Его парчовый жилет был залит вином, а парик покосился. Вид у него стал весьма неприглядный. Внезапно ненависть к Эсмонду, которая до этого тлела где-то внутри, вспыхнула с новой силой. Шрам на руке Филиппа покраснел. Так и задавил бы этого выскочку, чтоб не лез вперед него!
— Да ни на какую, Морнбьюри. Я говорю вообще, так сказать, о твоих матримониальных видах на будущее. Ведь на этом дело не кончится. Еще какую-нибудь несчастную приведут королеве на заклание, а тебе — в жены. Можно считать, что дочка Шафтли счастливо отделалась!
Эсмонд поначалу даже не понял сказанного и в недоумении уставился на своего недруга. Нет, это было не просто бестактное заявление, даже не просто оскорбление, — это была насмешка над памятью Доротеи! С поистине звериным рыком Эсмонд опрокинул стол. На пол полетели вперемешку карты и стаканы с вином.
