С этими словами она подняла свой стаканчик и пригубила вино, как бы за здоровье Тойли Мергена.
— Типично женское благодушие! — съязвил Аман. — Человека опозорили, а ты тут…
— Перестань говорить глупости!
— Это не глупости. Весь народ над ним смеётся!
— Какой народ? Я, например, не смеюсь!
— Не знаю, как ты, а я вовсе не хочу, чтобы и надо мной потом потешались. Для меня позор отца — хороший урок. Раньше я думал — вернусь в колхоз, сделаю это, налажу то. Мальчишество! Нет уж! Теперь у меня глаза открылись. Теперь мне всё равно, где работать — в автопарке или в парке культуры и отдыха. Лишь бы душу не теребили.
Будь на месте Амана кто другой, Сульгун, конечно, не преминула бы обозвать его глупцом. Но она любила Амана.
— Хотела бы я, чтобы эти твои слова услышал Тойли-ага, — сказала девушка, сдерживаясь.
— Не волнуйся! Он ещё и не то от меня услышит! — заявил Аман. — Ну, ладно, давай лучше выпьем.
— Нет, мне не надо, у меня ещё есть, — воспротивилась Сульгун, отодвигая свой стаканчик. — И вообще, пора домой — скоро уже рассвет. Я-то завтра не работаю, но ты ведь ещё не перешёл в парк культуры и отдыха…
Аману не хотелось пить одному, и они стали собираться.
Утром, когда Тойли Мерген, отлично выспавшись, встал, чувствуя себя родившимся заново, Аман лежал пластом на своей постели, не подавая признаков жизни. Отец разбудил его лишь после того, как умылся, оделся и приготовил завтрак. Аман долго не мог стряхнуть с себя сон и всё ещё зевал и потягивался, даже сев за стол напротив отца с сигаретой во рту.
— Что же ты кряхтишь, как старик? — пристыдил его Тойли Мерген. — И где это тебя носило всю ночь?
— Поехал с ребятами купаться, ну и задержались…
— Похоже, что ты в песке купался, — не без иронии кивнул отец в сторону измазанного костюма, брошенного на стул.
— Ай, папа, ты ведь тоже когда-то был молодым, — выдавил из себя Аман, еле сдержав зевоту. — Неужели я должен всё тебе объяснять?
— Так бы и сказал, негодник! — добродушно усмехнулся отец, у которого со вчерашнего вечера настроение заметно поднялось. — Так бы и сказал, — повторил он задумчиво, пытаясь восстановить в памяти одно из своих юношеских похождений, когда его, ещё задолго до женитьбы, чуть не поймали возле кибитки Акнабат. — Только смотри не безобразничай. Как-никак, а ты всё-таки сын Тойли Мергена… Лучше сходи умойся, а то сел сразу за стол и куришь натощак. Да поторопись — не успеешь оглянуться, начнётся рабочий день.
