Она закрыла лицо руками.
— Да, это ужасно, Ричард. Но ведь ей тоже сейчас нелегко… Представь себе — ехать неизвестно куда, все болит… да еще и мы остались тут вдвоем — она ведь так ревнует…
— Жалеешь ее? Да какое мне, собственно, дело до этой ее глупой ревности? — взорвался он. — Там, дома, она, видите ли, не хотела меня. Потешалась надо мной — что это, мол, я так прыгаю и порхаю вокруг семейного гнездышка… Еще и ребенка мне подавай… Любовную страсть она считала чем-то отвратительным и грязным, а искренние отношения — проявлением дурного тона. И вот теперь, спустя шесть лет, она вдруг поняла, что теряет меня, и решила вот что бы то ни стало вернуть! Назло — но вернуть! Какая тут может быть жалость.
— Но она же больна.
— Печально. Анна, ты очень добра — даже слишком добра к ней.
Джоанна подняла на него взгляд.
— Просто я люблю тебя. И мне правда жаль ту, другую, которая по глупости тебя потеряла.
— Она бы не потеряла меня, Анна, если бы вела себя со мной порядочно — просто порядочно.
— Конечно, — согласилась Джоанна. — Но, ты знаешь — хоть это и нехорошо с моей стороны, — я рада, что ты полюбил меня.
— Ну что об этом говорить? — с досадой сказал он, облокотившись о край стола напротив нее и вперив в нее пристальный взгляд. На его смуглом худом лице, у рта, она заметила глубокие горестные складки — вероятно, следы долгих лет, проведенных с Мэдж.
— Надо об этом говорить, — сказала она. — Только… только не давай мне поблажки. Я так стараюсь держаться.
Ричард отвернулся.
— Анна, ты истязаешь мою плоть и кровь… — хрипло сказал он.
Джоанна поднялась.
— Давай будем просто друзьями — хорошими друзьями. Я же свой парень — а, Ричард? Пойдем, поможешь мне помыть посуду? Что и говорить — это занятие для настоящих мужчин… — Она попыталась свести все к шутке.
Он покорно пошел следом за ней на кухню.
— Ты, как всегда, неподражаема, — сказал он. — Ну ничем тебя не проймешь.
Перебрасываясь шутками, они стали мыть посуду.
Но уже через час, когда пришло время ложиться спать, все началось снова — они просто умирали от взаимного вожделения. И все-таки невидимый призрак Мэдж удерживал их от рокового шага, напоминая о данном обещании.
Честь! Честь! Честь! Это слово билось в мозгу Ричарда, как пойманная в сеть рыба.
К ночи снежная буря усилилась. Впрочем, в хижине было уютно и тепло. В полутьме мерцал огонек лампы. И только ветер так страшно завывал за окном, что, казалось, все демоны покинули преисподнюю и собрались здесь попировать. Не уставая, вокруг хижины плясали снежные вихри. А временами, в минуты затишья, издалека доносился заунывный волчий вой.
