-
А Ильяс?
-
Он должен мне помогать.
"Ильяс
и в рабах не пропадёт. Крепкий, смышлёный. И не столь красивый, чтобы вызвать
похоть неверных. А всё-таки надо будет по лицу ему ножом полоснуть, когда
вернётся, - чтоб наверняка".
-
А Мария?
-
Она не поедет.
"А
с Марией-то как быть?"
-
Ой, я же не сказал маме "до свиданья".
-
Я передам. Мама сейчас занята с гостями.
"Может,
Сержис съездит, выкупит, успеет? Эх, да знать бы, куда ещё повезут!"
-
Папа, я забыл Дато в комнате.
-
Пусть побудет здесь.
"Нет,
не выкупит. Девушка видная, арабы станут цену поднимать, он не осилит".
-
Нет, я его должен взять!
-
Не стоит, сынок, ты уже большой, в Иерусалиме станут смеяться над тобой.
-
Не станут, я его спрячу. Папа, ну можно я вернусь в дом...
-
Нет.
-
Ну я же обещал... Дато...
-
Немедленно прекрати! - зашипел Юнус, - Ты отправишься с дядей. И никаких Дато!
Делай, что велено! А ну не смей реветь! Только пикни у меня!
Насупился
мальчик, слёзы брызнули из карих глазок, но притих. Дошли - Юнус подхватил сына
под мышки и молча закинул на шею мула. Два шага - и вцепился в рукав рясы:
-
Авва, спаси и дочь мою. Возьми с собой.
Хризостом,
как стоял, так и бухнулся на колени:
-
Иона, ну я же монах! Ну как я возьму её? Монах с девицей! Нас же не примут
нигде! Как сберегу в дороге? Куда отдам? Умоляю, не проси, не могу я этого
сделать.
-
Ладно. Ладно. Вставай отец, а ну как увидит кто. Скорей бери мула, пока сборщик
не подошёл. Сейчас из ворот - направо по улице, увидишь ряды, вдоль них до
яковитской церкви, там уже подскажут, как из города выйти. Поторапливайтесь! С
Богом!
Тронулся
мул, Юнус побежал к воротам, сам отворил скрипучую створку. Глянул на улицу -
никого. Раскланялись в последний раз с отцом Хризостомом и монах споро повёл
животину на подъём.
"Что
там арабы сделают со мной за это? За руку, вроде, подвешивают... Пусть".
Мати
оглянулся, утирая рукавом заплаканные щёчки.
Юнус
шагнул внутрь и захлопнул ворота. Теперь обратно, через двор, мимо крючковатой
оливы, колодца, хлева, кота, через полог в полутьму и прохладу,
поклониться-улыбнуться сахибам, рассевшимся подле низкого стола, заставленного
уже финиками и мясом, кивнуть жене на входе, выйти в комнаты ещё вглубь.
-
Мария, брось!
Схватил
руку дочери, вырвал нож.
-
Ты что здесь удумала? - зашептал в ужасе, - Совсем рехнулась?
-
Отдай, отец. - стиснув зубы, ответила, - Думаешь, я не знаю, что это за люди?
Помню, как пять лет назад такие проходили к дому отца Елены, видела из окна.
Думаешь, я не знаю, что меня ждёт? Лучше смерть!
