Они двинулись дальше; такса покорно трусила рядом с Кашпареком до самого пустыря, где старик спустил ее с поводка. Отойдя на почтительное расстояние, она принялась неторопливо обследовать лезущие из согревающейся земли пучки бледной весенней травы, время от времени, как и положено, справляя нужду. Кашпарек мирно брел вдоль насыпи, помахивая зажатым в руке поводком и наслаждаясь весенним воздухом; наконец, решив, что проделанного моциона для старушки вполне достаточно, он свистнул и остановился. Однако Дезике притворилась глухой и, даже дряблым ухом не пошевелив, как ни в чем не бывало продолжала свой путь. Кашпарек задумался, оценивая расстояние и прикидывая, догонит ли он ее и стоит ли вообще бежать: кривые, короткие лапы едва ли смогут далеко унести их высокородие, однако ведь и Кашпарек уже не мальчишка, зазорно ему, в его годы, носиться за жирной тварью. Он принял иное решение. «Слышь-ка, Дези, или как там тебя: пошли домой, а не то брошу тебя ко всем чертям и уйду!» — крикнул он вслед таксе; но глухота, по всему судя, совсем завладела собакой; можно было даже подумать, что ее позвали в противоположную сторону. Тогда Кашпарек повернулся и неторопливо зашагал прочь. Таксу несколько удивила наступившая тишина, она оглянулась и, видя, что старик удаляется, встала. Оглянулся и Кашпарек: две-три минуты они смотрели друг на друга, но Дези не двигалась. Кашпарек, решив продолжать свою тактику, пошел дальше, надеясь, что чертова животина все же одумается. Расстояние между ними росло; казалось уже, Кашпарек потерпел полное поражение, и тут в отдалении появился легавый кобель. Заметив Дезике, он замер как вкопанный, словно на стойке, принюхался — и вдруг, сорвавшись с места, понесся к таксе. Та заворчала, попятилась, но кобель и не думал отступать, он скакал вокруг Дези как сумасшедший, большие его уши взлетали и падали (чего распрыгался, дурень, бормотал Кашпарек, не мог покрасивше кого найти, чем это чучело); такса, визгливо тявкая, вертелась, стараясь как-нибудь оказаться поближе к Кашпареку. Наконец ее нервы не выдержали, и она, не глядя ни вправо, ни влево, изо всех силенок побежала к Кашпареку: только здесь она могла надеяться на защиту. Легавый скакал то сзади, то спереди, однако Дезике стремилась только вперед, будто ее на веревке тянули. Добравшись до старика, она прижалась к его ногам; кобель же обнюхал передник Кашпарека, его башмаки — и в знак дружелюбия поднял морду: на, мол, валяй гладь.
